Книга о русском еврействе. От 1860-х годов до революции 1917 г.

Весной 1897 г. я кончил курс Ковенской гимназии и осенью того же года был принят в число студентов Юридического фа­культета С. Петербургского Университета. Я вскоре примкнул к еврейскому студенческому кружку, членами которого были, между прочим, Григорий Адольфович Ландау, один из самых выдающихся людей, с которыми мне привелось встретиться на моем жизненном пути, Иосиф Михайлович Кулишер, ставший всемирно известным экономистом, С. Л. Каменецкий, впослед­ствии секретарь Общества распространения просвещения меж­ду евреями в России, и С. Я. Яновский — известный своими тру­дами по статистике евреев в России. Члены кружка время от времени читали доклады на его собраниях, и я избрал темой мо­его доклада еврейские хедера. Материалом для этого доклада послужило обследование мною нескольких десятков хедеров, которое я произвел в один из моих приездов в Ковно, куда я обычно ездил на каникулы.

Хедерам русско-еврейская интеллигенция уделяла очень ма­ло внимания, несмотря на то что численно подавляющая часть подрастающего еврейского населения в них обучалась. К ним обычно огульно относились отрицательно. Я сам в хедере не обучался. Среди хедеров были уже и такие, которые в некоторой мере усвоили современные методы преподавания. В них дети обучались грамматике, и ознакомление с древнееврейским язы­ком производилось приблизительно таким образом, как препо­давался, например латинский язык в гимназиях. Но в большин­стве хедеров преподавание велось методами, веками для хедеров установленными.

Лишь только ребенок был обучен чтению, меламед заставлял его читать и понимать Библию, конечно, в оригинале на древне­еврейском языке, который отнюдь не являлся родным языком детей — которым был идиш, в то время называвшийся жарго­ном. Среди хедеров попадались и плохие, в некоторых ученики медленно успевали. Но в большинстве хедеров успехи учеников показались мне поразительными. Почти всюду мальчики 8 лет уже не только читали Библию, понимали ее текст, но также чи­тали и понимали комментарий Раши, нелегко понимаемый и притом написанный совершенно другим шрифтом и на языке, отличном от языка Библии. Я пришел к выводу, что для; еврей­ских мальчиков темп обучения в общих школах едва ли не слишком для них медленный, и что еврейские мальчики в об­щих учебных заведениях не страдают от переутомления, а ско­рее, так сказать, от недоутомления. Я ознакомил моих товари­щей по кружку с моими наблюдениями и выводами и помнится, доклад мой вызвал удивление.

Весной 1902 года «за участие в разлитии легко испаряю­щихся вредных для здоровья химических припасов» я был ис­ключен из университета без права поступления в какое-либо учебное заведение. Кстати сказать, обвинение это было лож­ным — я химической обструкцией не занимался. Правда, я уго­варивал профессоров, шедших читать лекции, от этого отка­заться ввиду того, что студенты постановили закрыть универси­тет, протестуя против избиения их полицией 8 февраля 1902 г., но как раз в этом я обвинен и уличен не был. Ряд профессоров хлопотал перед ректором об отмене постановления о моем ис­ключении, бывшем особенно суровой карой, потому что ис­ключён я был за неделю до того, как имел получить так назы­ваемое выпускное свидетельство и приступить к государствен­ным экзаменам. Ректор им отвечал, что странным образом про­фессора обо мне очень хорошего мнения, а педеля — очень пло­хого. Победили педеля, исключение осталось в силе, и я был выслан из Петербурга.

Я отправился в Гейдельберг, где записался в студенты на лет­ний семестр, по окончании которого я вернулся на родину — в Ковно. По приезде туда я узнал, что в предместье Ковно, так на­зываемой Вильямпольской Слободе, преимущественно насе­ленной евреями (где впоследствии при Гитлере было Ковенское гетто), — голод. Почти все жители «Слободки», как это предме­стье обыкновенно называли, жили сплавом леса плотами — их называли «консортниками». Зима в 1902 году была исключи­тельно бесснежная. Отсутствие снега мешало привозу леса к ре­кам и «консортники» остались без заработка. Все запасы были съедены, все скудные сбережения истрачены. Близилась зима и население не имело средств для закупки топлива. Необходима была организация немедленной помощи и ничего в этом отно­шении не предпринималось.

Прессы в собственном смысле в Ковно в то время не было. Единственным органом печати было выходящее два раза в неде­лю «Прибавление» (так оно и называлось) к Ковенским Губерн­ским Ведомостям. Редактором был правитель канцелярии гу­бернатора С. П. Белецкий — впоследствии директор Департа­мента Полиции и товарищ министра внутренних дел. В то вре­мя Белецкий был еще в стадии либеральничания. Он был ответ­ственным устроителем студенческих вечеров и жаловался на то, что после каждого вечера жандармский полковник производит дознания, так как студенты в задних комнатах помещения, где происходили вечера, поют революционные песни, а это — боялся он — отразится на его карьере.