Книга о русском еврействе. От 1860-х годов до революции 1917 г.

Весьма примечательна была судьба этой докладной записки в петербургских министерствах. Инициатива Рабиновича и Тарнополя вызывала ряд сомнений и сама по себе, а поддержка Пи­рогова только заставляла высокие сферы особенно насторо­житься. Прежде всего обсуждение вопроса затянулось. Минист­ры народного просвещения Норов и внутренних дел Ланской, председатель т. н. Еврейского комитета Блудов, Новороссий­ский генерал-губернатор Строганов тщательно взвешивали пункты программы проектируемого издания. Наконец, 13 мая 1858 года Еврейский комитет рекомендовал выпустить журнал «на еврейском языке (т. е. на иврит) или на употребляемом в России жидовско-немецком языке». Эта рекомендация была до­ведена до сведения Александра II и получила одобрительную резолюцию царя.

Эта рекомендация, однако, вызвала решительные возраже­ния со стороны инициаторов — Рабиновича и Тарнополя, — и в новой докладной записке, представленной ими Пирогову 12 ию­ня 1858 года, они привели ряд доводов против иврит и идиш, ко­торые уместно воспроизвести. «Издавать (на иврит), — читаем мы в новой записке, так же бесполезно и невозможно, как изда­вать современный журнал на латинском языке». Что же каса­ется идиш или «жаргона», как тогда выражались, — то «уби­вать силы для обработки этого языка, не имеющего ни паде­жей, ни родов, ни правильных спряжений», — никак не входит в их задачи. «Ни мертвый еврейский язык, ни полудикий жи­довско-немецкий жаргон не в состоянии породить рассвета на мрачном горизонте невежества». Без русского языка вся их инициатива теряла свое значение: «Мы любим русский язык, как любим русское отечество». По-видимому, эта вторая запи­ска влияния не возымела. Но Тарнополь воспользовался пре­быванием в Одессе нового министра народного просвещения Ковалевского, чтобы возобновить ходатайство. В новой запис­ке цель журнала определялась (вероятно, по цензурным сооб­ражениям) как стремление содействовать «самоисправлению евреев».

Интересно, что эта одиозная фраза из записки Тарнополя, вошедшая впоследствии через 10 лет в его книгу (изданную в Одессе в 1868 г. — ив Париже в 1871 г.) имела свое продолже­ние в следующих словах: «Цель такого журнала должна быть — содействовать самоисправлению евреев и показать, что оно ус­пешно только тогда, когда оно пойдет рука об руку с улучшени­ем их внешнего гражданского положения. Оба эти стремления должны помогать друг другу и слиться в одно; это значит: воз­рождение нашей внутренней жизни должно естественно и ло­гично осуществиться при улучшении нашего гражданского бы­та». Таким образом, совершенно очевидно, что для инициато­ров одесского «Рассвета» основной задачей журнала было воз­действие на общественное мнение России и на русское прави­тельство в смысле устранения еврейского бесправия. На этой точке зрения стояли представители еврейской интеллигенции, и ее полностью разделял и Н. И. Пирогов. И хотя министр Ко­валевский наложил свою резолюцию на последний вариант хо­датайства — «оставить без последствий», — 22 октября 1859 г. издание «Рассвета» на русском языке было высочайше разре­шено, в январе 1860 г. разрешение было доведено до сведения инициаторов, и 27 мая 1860 г. вышел в свет первый номер пер­вого русско-еврейского журнала.

«Рассвет» существовал недолго. На каждом шагу журнал под­стерегала придирчивая цензура. Даже в статьях Пирогова, при­сылаемых им в редакцию, цензура делала купюры, которые при­шлось заменять точками. Представители власти были явно недо­вольны направлением «Рассвета». У О. Рабиновича происходи­ли стычки и столкновения то с генерал-губернатором Строгано­вым, то с полицией (в частности, по поводу похищения еврей­ской девочки Ципки Мендок для обращения в католическую ве­ру). В этих условиях трудно говорить о каком-нибудь выдержан­ном направлении журнала. В 1861 году цензура не пропустила статьи об уравнении евреев в правах. О. Рабиновичу приходи­лось искать обходных путей для отстаивания этой основной мысли. Так, в № 9 «Рассвета» редактор писал: «Необходимо, что­бы мы освободились от некоторых ограничений, которые мы в продолжении веков сами на себя добровольно наложили; но так­же необходимо, чтобы пали и те ограничения, которыми опутали нас извне». Формально-ассимиляторские, русификаторские тен­денции «Рассвета» далеко не полностью определяют направле­ние первого русско-еврейского журнала. Напротив, С. Цинберг, анализируя статьи И. С. Гальберштадта (1842—1892) в «Рассве­те», приходит к выводу, что «в начале 60-х годов далеко не все ин­теллигентное еврейство было увлечено ассимиляционным дви­жением». Тем не менее, журнал успеха не имел, и жизнь его ока­залась недолговечной. От укусов ли цензуры, от неприятностей, чинимых администрацией, от «равнодушия публики», — или от совокупности этих причин, но «Рассвет» скоро прекратился, и на смену ему уже 8 июля вышел новый журнал — «Сион».

2