Книга о счастье и несчастьях. Дневник с воспоминаниями и отступлениями. Книга вторая

Итак - канун. Настроение - стариковское. Утром даже не смог отбегать свою порцию, возвращался шагом. Сдает сердце. Три дня назад умер приятель - Борис Брусиловский, ему еще до шестидесяти. Хорошо умер: сидел в кресле, писал отчет, медсестра заглянула, а он мертвый. Это называется "внезапная остановка сердца", бывает у коронарных больных или с аритмиями. Пока молод, думаешь - хорошо пожить, старый - еще хорошо и умереть.

Довольно брюзжать.

В субботу был отчет. Злой доклад. На всех злой, особенно на себя. Суть: 3506 операций, смертность - 6,8 процента. (В 83-м году - 6,3, в прошлом, до 1971-го, опускалась до 5,5, потом, в 1977-м, повысилась до 9, затем медленно снижалась.)

Утешительно, что за последнюю треть года смертность снизилась до 5,5 процента - это моими стараниями, без хвастовства: инструкциями, контролем, методом удаления воздуха.

Утешение слабое. Досаду на себя не компенсирует.

Следующий год объявил "годом качества". Потому что количество операций едва ли возрастет: нет больных, но смертность должны снизить до 5 процентов. Кровь из носа.

Сам собираюсь оперировать немного и тяжелых больных не брать. Своими операциями я уже погоду не сделаю, важнее - думать и контролировать. Кроме того, психика не выдерживает смертей.

Теперь неотступно думаю о мерах. Уже есть намеки. Напишу, когда все созреет.

На науку тоже надеюсь. Новая лаборатория искусственного кровообращения, Максименко - первые помощники. Отделение реанимации хорошее, Бадаева даже похвалил публично.

Дневник. 3 февраля 1985 года. Воскресенье, утро

Больше месяца не садился за машинку. Не до того было. Жизнь покачнулась и чуть было не опрокинулась. Сейчас выравнивается.

У Лиды случился инсульт.

7 января, в понедельник, была операция - тяжелый аортальный клапан. Прошла хорошо, попил чаю, собрался домой благодушный. Решил позвонить, Лиду предупредить - она это любит:

Ответил женский голос, сначала не признал. Катя.

- С мамой плохо.

Приехал. Застал врачей. Лида лежит с закрытыми глазами, в сознании.

- Не могу головой пошевелить, все кружится.

Слабым голосом, но рассказала. Ходила за покупками. Еще с утра было головокружение. (И несколько дней раньше, действительно, жаловалась, собиралась к невропатологу. Я вяло говорил: "Сходи". Не верил. Не сходила.) С трудом добралась домой, открыла дверь и упала. Когда очнулась, на четвереньках доползла до телефона и дозвонилась до Кати. Потом так же добралась до дивана, так же открывала дверь дочке. Вызвали врача. Мне позвонить Лида не разрешила.

- У папы сложная операция!

После всех консультаций - инсульт! Нетяжелый, с поражением вестибулярной зоны, поэтому такое сильное головокружение.

Врачи настаивали на госпитализации, но больная просила:

- Не отдавайте меня в больницу!

Мы и не собирались. Не такая уж тяжелая, чтобы не обслужить самим...

Назначили массу лекарств, даже капельные вливания. На мой взгляд - зря. Осилили только одно, вен совершенно нет. Света Петрова из клиники приезжала.

Прошел месяц жизни с лежачей больной.

Теперь уже почти все позади. Репетиция закончилась. Катя и Володя в пятницу вернулись на свою квартиру. Лида в кухне уже борщ варит. Вчера выводили на улицу.

Неожиданность, неспровоцированность инсульта обескураживает: нельзя защититься. То же и со мной: уже писал, что обессилел в последнее время. Дистанцию не выбегаю.

Воспоминания

Ах, эта стариковская память... Как много места занимают мысли о прошлом. Иногда оно кажется совсем реальным, даже трудно отличить от настоящего, особенно это касается друзей. Живут и живут в душе, никак не хотят умирать.

Поэтому о Кирилле нужно закончить, хотя бы бегло. Чтобы он в могиле не обижался.

Или ты, Амосов, не друзей, а себя описываешь? Ностальгия по прошлому? Может, и так...

Не прижился я тогда, в 46-м, в Москве. И не потому, что комната была в четыре метра, еда скудная и короста на голове. Работы не было, хирургии.

В должность - заведовать операционной - я вступил с 1 декабря 46-го. К Новому году уже знал: не для меня служба. С 18 лет, с электростанции, привык командовать и делать дело. А тут - вовсе безделье.

Сначала смотрел операции, на два месяца хватило. Раньше таких не видел: внутригрудные резекции пищевода или удаление рака кардии через живот. Спинномозговая анестезия с новокаином обезболивала все под диафрагмой на три часа - благодать. Хороши операции, нет слов, но трепета почему-то не испытывал. Отравлен уже был: "Дай мне, и я сделаю". Но никто не предлагал даже ассистировать. А дурацкое самолюбие не позволяло просить. Впрочем, молодые хирурги мало что имели: ассистенция, писанина и треп в ординаторских. Кира отлично вписался в этот быт, а я - нет. Поэтому тошно мне было ходить в институт, будь он хоть трижды прославленным, юдинским. Технику я тоже не наладил. Мастерской нет, да и сердце не лежало.