— Вот мы лежим здесь и будем лежать, — сказал Басаргин. — До конца вечности. А между прочим, разговариваем мы о том маленьком отрезке, в котором жили.
— Это вы о нем разговариваете! — сказал Бородатый Младенец. — А мне и вспомнить нечего — сразу в коробку и сюда.
— И все-таки какой-то смысл должен быть, — сказал Непрядухин. — Иначе чем мы отличаемся от земляного червяка или бабочки-однодневки? Вот говорят, что природа создает разум, чтобы использовать его как аппарат для познания самого себя.
— Спорная теория, — вздохнул Басаргин. — Конечно, на пути познания человечество куда-то продвинулось. Но куда? Предположим, узнаем мы, как Вселенная образовалась. А зачем? А то, что мы на Земле изучили, так это просто среда нашего обитания. Блоха о коже человека знает не меньше. Мне как-то при жизни книга попалась старинная. Называлась она «О качественном составе почв Саратовской губернии». Я еще тогда подумал — боже мой, на что люди жизнь потратили! А ведь профессора, приват-доценты!
— Ага! — язвительно сказал Бородатый Младенец. — Рылом в землю, а туда же — о звездах надо мечтать! К звездам стремиться! А ради чего? Чтобы очередную книгу написать «О качественном составе марсианской почвы в районе Большого Сырта»? Кстати, кто бы мне показал, где он, этот Марс? А то мне тут недавно один тип «Аэлиту» пересказывал. Забавно, хоть и вранье!
— Во-он, — показал Басаргин. — Красная звездочка и не мигает.
Посмотрев на небо, все как-то сразу примолкли.
Черную бездонную глубину медленно пересекала желтая звездочка. «Спутник, наверное», — подумал Басаргин.
Бородатый Младенец полез в свою коробку, зашебаршился в ней.
— А потом семь звезд и семь Ангелов, — невнятно сказал он. — И стены из ясписа… Вы как хотите, а я в вечность подался!
Непрядухин белой тенью поднялся со своей могилки, сел рядом с Басаргиным.
— Стены из ясписа, — неопределенно пробормотал он. — Вот и поговорили о небесах и о смысле жизни. — Все-таки редкая сволочь этот Младенец, вечно настроение испортит.
Басаргин прислушался.
Где-то далеко, в частных домах Кишечного поселка пропел петух. Может, кто-то и просыпался под его крики, а покойникам — так уж заведено — с третьим его криком положено ложиться в землю. Лежать на спине и сквозь землю смотреть в небеса, пытаясь представить себе странные жизнь и смерть невероятных существ, живущих у далекой звезды по имени Вега.
Кладбищенский купидон
Бородатый Младенец возился у своей коробки. Похоже, он что-то мастерил. Стояла пряная ночь, настоянная на запахе медленно умирающих цветов на свежих могильных холмах.
— Сосед, — благодушно окликнул Басаргин, — чем занялся?
Бородатый Младенец махнул крошечной ручкой.
— Лук мастерю, — сказал он. — Стрел я уже понаделал.
— Делать тебе нечего! — Басаргин с удовольствием размял уставшее за день тело. Тяжело все-таки часами лежать в тесном гробу.
— Не скажи, — возразил Бородатый Младенец. — Видел, сколько их ночами на кладбище любовью занимается?
— Так ты их что, отстреливать собрался? — удивился Басаргин. — Так на мамку сердит?
— Не отстреливать, — сказал Бородатый Младенец. — Я ведь стрелы из лунного света сделал, наконечники в росных травах искупал, а лук из шепота ивы делаю. Хочу, чтобы любили друг друга, чтобы все крепко было, а не так, как у матери. Она ведь меня по пьянке зачала. Гудела с дагестанцами, а когда поняла, что залетела, даже вспомнить не могла, с кем у нее это случилось.
— Ну-ну, — с сомнением хмыкнул Басаргин. — Купидон кладбищенский! Думаешь, за ангелочка примут? Ты когда в последний раз в зеркало смотрелся? Сходи на могилку к Лукашиной, у нее зеркальце лежит — родственники расстарались.
Бородатый Младенец ничего не ответил. Ручкой махнул и поплыл в гуще акаций, сжимая самодельное оружие крошечными пальцами.
— В сердце стреляй! — поспешно сказал ему вслед Басаргин.
Ведь чтобы любили друг друга, надо обязательно сердечные струны затронуть. Любовь — это когда друг друга понимают. Отсюда все — и жалость, и нежность, и желание защитить.
Месяца через два Басаргин поднялся из могилы и увидел печального Бородатого Младенца.
— Чего грустим? — поинтересовался он. — Стрелы кончились? Или не действует на них?
— Действует, — грустно сказал Бородатый Младенец. — Так действует что стрелы не успеваю мастерить. Тут, понимаешь, слух прошел, что если на кладбище в полночь… ну, сам понимаешь… то браки крепкие получаются и по любви. Веришь, за ночь столько приходит, стрел напастись не могу. И сачкануть не получается, сам ведь все это начал!
С четырнадцатого участка послышался жаркий шепот и стоны.
Бородатый Младенец обреченно вздохнул, подхватил лук и стрелы, устало поднялся в воздух.
Проводив его взглядом, Басаргин покачал головой.