Книга о странных вещах

Для того чтобы творить чудеса и добро, не надо обладать приятной внешностью, главное — иметь доброе сердце и желание сделать покинутый мир хоть чуточку лучше. И тогда люди обязательно потянутся к тебе, пусть даже тебя давно нет, а весь твой инструмент, которым ты пытаешься что-то сделать, всего лишь тени луны, запах всезнающей и ласковой травы и шепот деревьев, которые по заведенному при сотворении мира порядку сторожат и живое и мертвое.

И в этом случае главное, чтобы возможность творить добро не стала твоей постылой обязанностью.

Почетные городские мертвецы

Никто не знает о жизни и смерти больше, чем патологоанатомы.

— Это вам кажется, что человек жив, — сказал Сергей Урманов. — Между прочим, бабка Ванга, из Болгарии которая, была права. Между нами полно мертвецов. Ходят, смотрят, разговаривают и даже сами не понимают, что давно умерли. Только находясь долго рядом с ними, ты можешь почувствовать трупный запах, свидетельствующий о том, что они умерли.

— Не физди, — сказал Старков. — Это все из страшных сказок. Если человек умер, он не может ходить, а тем более разговаривать с живыми. Ты еще скажи, что они детей делают!

— А что, — сказал Урманов. — Порой от них получается потомство, прекрасно приспособленное к жизни.

— И кто же их оживляет? — ехидно спросил Старков.

— Знал бы я кто! — вздохнул патологоанатом, твердой рукой разливая водку по стаканам.

Твердо можно сказать — больше патологоанатомов никто не пьет. И водка их не берет.

— Знал бы я, кто их оживляет! — вздохнул Урманов. — Я б его, сволоту, первого вскрыл!

Выпили. Переждали ожоги в желудках.

— Ты ведь ни фига не знаешь, — сказал Урманов. — Бывает, стылого привезут, три дырки в нем. Полоснешь его скальпелем по грудине, а сердце-то дрожит, дергается, кровь гонит. Чувство такое поганое, что это ты его убиваешь!

По телевизору показывали большой областной бомонд. Вручение премий по случаю пятисотлетия города.

— Вон, видишь, — показал вилкой патологоанатом. — Губернатор наш. Как живехонький смотрится. Умер два года назад на даче от сердечного приступа. Когда сообщили, что он во второй тур не вышел. А к нам его не привезли. Потом оказалось, что он все-таки выжил, даже живее Ленина оказался. Выиграл выборы, теперь вот руководит. Ты если на приеме будешь, поближе стань. Запашок, я тебе скажу! Они его мужскими духами и запахом сигарет забивают. А все одно — время от времени душок пробивается.

При виде следующего лица он оживился еще больше.

— Наш архитектор. Этот давно уже, еще в восемьдесят втором, когда на взятке попался. Менты заходят, а у него уже глаза остекленевшие. Этого к нам привезли. В малом зале лежал, потом туда реанимационная бригада приехала. Ошибочка, говорят, вышла, живой наш Иван Ильич! Как же, живой! Я сам его осматривал, даже сомнений не было. Похоже, шибко нужен кому-то был, раз реанимировали.

— Ну тебя, — сказал Старков. — Страх нагоняешь. Еще пить будем?

— Будем, — твердо и уверенно отозвался Урманов. — А вот и Степаныч наш. Знаешь этого мужика? Он здравоохранением области заведует. Я его сам вскрывал, только мне заключение в тот день было в лом писать. Утром прихожу, он по телефону звонит, делами нашими интересуется.

— Слушай, — Старков запнулся, но нашел в себе силы продолжить. — А может, они все инопланетяне?

— Ага, — Урманов махнул рукой. — С Верхнего Балыклея! Ну, давай по последней, а то у меня сегодня еще два вскрытия. Хорошо, бичи подзаборные, их назад никто тащить не станет. Кому они нужны?! А просьбу я твою выполню, мертвых трезвить проще, достаточно в заключении указать.

Стариков вышел из морга, прошелся до трамвайной остановки, дождался трамвая, идущего в центр города.

В откровения Урманова он верил с трудом. У журналистов свои байки, у ментов свои, а у патологоанатомов, выходит, свои сказки имеются.

В вагон вошла дородная дама. Формы у нее были пышны, волосы уложены в венок на голове. В руке у дамы был полиэтиленовый кулек, из которого выглядывали уголки канцелярских папок. Дама прошла мимо, не удостоив Старкова взглядом, зато обдав его мускусным запахом духов. Духи были резкие, но Старкову вдруг показалось, что они скрывают иной зловещий запах, более присущий кладбищу или моргу.

«Тьфу, черт! — подумал Старков. — Наслушался! Теперь вот самому мерещиться стало!»

К вечеру ему казалось, что медленно гниет весь мир.

Запах тлена окружал его. Запах гниющей плоти.

Мимо проносились роскошные машины, в которых сидели люди с остекленевшими пустыми глазами. По телевизору то и дело показывали людей, лица которых были настолько лишены жизни, что даже несведущему было ясно — умерли они не один день назад. А теперь вот искусно притворялись живыми. Мертвый губернатор на глазах у живых ругал мертвых чиновников, мертвый поэт читал живым мертвые стихи. Мертвый художник смешивал мертвые краски, чтобы нарисовать очередную мертвую картину о живых. Мертвый певец шевелил холодными резиновыми губами, исполняя для живых давно умершую песню.

Ближе к ночи постелившая постель жена недовольно повела ноздрями.