Книга о странных вещах

Валя Зыков из службы общественной безопасности согласился мне помочь в этом деле. Он забежал вперед и разулся, оставив свои форменные ботинки на моем пути. За спиной у начальства я торопливо переобулся. Ботинки Зыкова были мне велики и, чтобы они не спадали с ног, мне приходилось делать ногами скользящие движения. Кто в детстве катался на лыжах или коньках, тот меня поймет.

И вот мы вошли в кабинет Железного Шурика, тот небрежно бросил мое удостоверение на стол и повернулся ко мне с мрачным и не предвещающим ничего хорошего лицом.

Увиденное его потрясло.

Он долго оглядывал меня, потом опустил взгляд и принялся пристально изучать мои ботинки. Ботинки сияли, как физиономия довольного негра, — Валя Зыков был службист и гуталина на них не жалел.

Железный Шурик тяжело вздохнул, и я услышал его сдавленный изумленный шепот:

— Е…сь мы с генералом, что ли?

Я его не разубеждал.

Не так страшен чёрт

Плохо, когда тебе достается дежурить на Новый год. Народ предается разного рода излишествам, у елки на площади дурачится, а ты сидишь, как дурак с немытой шеей, и вызова ждешь. Ничего хорошего на этих вызовах нет потому что там, как правило, все пьяные, а ты трезвый. Умный может понять дурака, трезвый пьяного никогда не поймет.

В ту ночь, когда дежурил мой приятель инспектор уголовного розыска Андрей Барамия, был мороз. Снежок выпал, все деревья были сказочно хрустальными, а изо рта при выдохе валил пар. Такой же пар валил из ноздрей лошаденки, которую где-то умыкнули цыгане, не проявившие должного расчета и попавшие под Новый год в камеру. Им там было тепло, а вот лошадь на улице замерзала. Ее к дереву привязали, и лошадь стояла, пофыркивая и дрожа всем крупом. По причине холода она даже хвостом не махала. На широко раздутых ноздрях белел иней.

Нет, Барамия не был членом общества защиты животных. Но он был грузином, и у него была очень чувствительная душа. Ему стало жалко лошадь. Барамия открыл боковую дверь, которая служила для погрузки административно задержанных в автозак при доставке в суд, и завел лошадь в райотдел — в туалете было тепло и тихо. Шел двенадцатый час, и дежурный с нарядом готовились тихо, но достойно встретить приближающийся Новый год. Лошадь фыркнула и благодарно ткнулась холодной мордой в руку инспектора. Барамия потрепал ее спутанную гриву.

— Отдыхай, бедолага, — негромко сказал он.

Утром дежурный по райотделу снял форменную рубаху, повесил на мощную шею полотенце и отправился в туалет совершить освежающие процедуры. В руках он держал мыло, зубную щетку и тюбик пасты «Хвойная».

Войдя в туалет, он сразу же ощутил неладное. Из полумрака на него глянула длинная печальная морда с внимательными глазами и острыми ушами.

Лошадь не успела обрадоваться посетителю — дежурный с диким криком вылетел из туалета, размахивая пустыми руками. Полотенце порхало следом за ним белоснежной птицей.

— Автомат! — закричал дежурный. — Автомат! Там черт, братцы! Дайте автомат, я пристрелю эту тварь!

Решительный человек! Несомненно, он выполнил бы задуманное, если бы не вмешался Барамия.

— Я тебе выстрелю! — пообещал он. — Какой черт? Там моя лошадь греется!

Есть такой классический английский анекдот. Объявили конкурс на короткий рассказ. По условиям конкурса рассказ не должен был превышать девяноста слов и быть смешным. Первое место занял следующий рассказ: «Сержант Джонстон отправился в сортир. Рядовой Джексон подпилил доску в сортире. Остальные слова сказал сержант Джонстон, вылезая из дерьма».

Вот именно. Остальные слова сказал дежурный по райотделу, правда, их оказалось несколько больше девяноста. Но уж это было просто следствием его необузданного темперамента.

Помощь ближнему

Когда ты работаешь в милиции, рано или поздно к тебе начинают обращаться друзья, которые попадают в различные неприятные ситуации. Однажды ко мне обратился мой приятель Борис Завгородний. Он попал в вытрезвитель. Борис тогда увлекался фантастикой, носил гордое звание «Фэна № 1» советской фантастики и вел оживленную переписку с зарубежными писателями и ЦК ВЛКСМ, который присылал ему свои письма в конвертах с грифом «Секретно».

В те времена нахождение в вытрезвителе означало, что тебе на работу автоматически сообщат о недостойном поведении, а там, как водится, обязательно лишат премии, различного рода льгот и передвинут отпуск на зимний период. Было чего терять.

И вот Борис обратился ко мне за содействием в том, чтобы на работу о его вытрезвлении в милиции не сообщалось. Просьба друга — закон, я тут же отправился в вытрезвитель договариваться с тамошним начальством. Особого труда это не стоило, меня уже все знали, и я знал всех, поэтому я полагал, что вопрос будет разрешен без особых затруднений.

Как я жестоко ошибался! Выслушав мою просьбу, начальник вытрезвителя приятельски обнял меня за плечи и задушевно сказал:

— Сегодня у меня много задержанных, хочешь — я их всех отпущу? А за этого не проси!