Книга о странных вещах

Во дворе было тихо, курица, побывавшая в будке у тарантула, вылизывалась длинным и острым белым языком, а сам тарантул уныло гремел цепью. В огороде тоненько и многоголосо требовали полива огурцы, но Иван Иванович их поливать не торопился. Всему свое время. А Настасья Петровна, жена его, этого не понимала, кидалась греметь ведрами всякий раз, когда на огороде шум поднимался. И вот результат — семечки у огурцов стали с большой ноготь Ивана Ивановича, а мякоть жесткая — не для засолки. А последнее время огурцы даже бурой шерстью стали обрастать, коротенькой, правда, да все равно неприятно.

Муравьи к тому времени разбросали печь и взялись месить глину. Взявшись за две передние пары рук, они топтали красно-коричневую глину, готовя ее под новые кирпичи, а со стороны казалось, что они хоровод водят или греческий танец сиртаки пляшут. Правда, движения у муравьев были неверные, не иначе кто-то из них все-таки сбегал на огород за ламехузой, то-то рядом с кухней дух стоял пряный, эфирный, на муравьиный совсем непохож. И все же работяги они были отменные. Неутомимые и неприхотливые. Хорошо, что в муравейниках стали отпускать обитателей на поденные работы. Солдаты у них тоже неплохие были, в пограничные наряды ходили, начальство нарадоваться не могло, хорошие слова с языка не сходили.

— Бог в помощь, сосед! — сказали лающе у ворот.

Иван Иванович неохотно глянул. Так и есть. У калитки, бесстыдно не пряча розовый с белыми пятнами живот, стоял на задних лапах лохматый рыжий пес. После Дня Смещения все собаки района собрались в стаю и ушли в овраг у Чубатого озера, где пещера была. Накопали нор, язычниками стали. А как их еще называть, если муравьи им в пещере статую Большого Самца вылепили, а собаки ему поклоняться стали? И ведь что интересно, каждый пес, каждая сука норовят в эту пещеру мозговую косточку принести, так что от костей там, говорят, не протолкнуться. Иван Иванович новое сообщество не любил. Во-первых, ходили они, подражая людям, на задних лапах, а того не понимали, что все кобелиные достоинства оттого были как на ладони, а чем-нибудь прикрыть их псы не догадывались, а быть может, даже нарочно возмущали чужую нравственность своим видом. Во-вторых, как-то неожиданно разговаривать собаки стали, а это, сами понимаете, такое обстоятельство, к которому привыкать и привыкать, быть может, не одно столетие. В-третьих, нехристями все они росли, крестным знамением себя не осеняли, в Спасителя не верили.

Поэтому Иван Иванович отозвался неприветливо.

— Чего тебе? — спросил он.

— Лопата есть? — спросил пес. — На время, браток, я отдам.

Вот в это поверить можно. Племя получилось удивительно честное, если и грызлись они когда, так внутри стаи, и сор из пещер да нор своих никогда не выносили. Если взаймы что-то брали, можете не сомневаться, вернут в целости и в срок. Пес стоял в ожидании, и рыжая шерсть на морде была похожа на пену для бритья.

— На кой черт тебе лопата? — буркнул Иван Иванович. — С такими загребущими лапами вообще без лопаты можно обойтись.

— Картошку копаем, — нетерпеливо сказал пес. — Так есть или нет?

Иван Иванович прошел в сарай, долго выбирал лопату. Они у него были на подбор и отточены на совесть, каждую было жалко в чужие руки давать. Поколебавшись, выбрал с коротким черенком, вынес к калитке.

Пес терпеливо ждал, постукивая лохматым хвостом по скамейке.

— Спасибо, — сказал он. — Завтра принесу.

От калитки он пошел на задних лапах, держа лопату на предплечье, но потом, убедившись, что человек на него не смотрит, встал на четыре конечности, схватил лопату в зубы поперек черенка и не побежал, поскакал в сторону своего поселения, высоко выбрасывая в стороны задние лапы. Видать, опоздать боялся, думал, что без него все выкопают. А чего торопился, чудак, если у них в племени все поровну делят? Работал ты, не работал, свою долю все равно получишь. Вот тоже, если подумать, божье наказание. Жили — не тужили, погавкал ночью на прохожих, а утром спи себе, сколько душа пожелает, так нет, заговорили, в стаю потянуло, бес бы этот День Смещения побрал!