Книга о странных вещах

— Здорово, браток! — на пригорок рядом с Иваном Ивановичем присел, даже не присел, а плюхнулся на лохматый хвост рыжий пес, печально и внимательно глядя в звездное небо. — Я это… лопату во дворе поставил. Спасибо тебе!

Соседство Ивану Ивановичу не понравилось, ему на пригорке нравилось в одиночестве пребывать, рассуждениям о жизни предаваться, но ведь не прогонишь, поэтому он только закурил, чтобы запах псины перебить, и спросил:

— Картошку выкопали?

— А то, — сказал пес. — Она, зараза, как вызрела, сама из земли полезла. Только собирать успевай. Хочешь, мешок тебе занесу?

— Не надо, — отказался Иван Иванович, но тронутый бескорыстной добротой пса, поинтересовался: — Дома-то как?

— Как, как… — пес тяжело вздохнул. — У жены течка, носится, сучка, по всему стойбищу, свадьбы устраивает. Щенки чумкой переболели… Вожак стаи придирается, шагу, падла, ступить не дает.

Он безнадежно махнул лапой, поднял лохматую морду к небесам, разглядывая слезящимися печальными глазами три луны, лениво ползущие по серому от звезд небесному своду. Откуда-то из груди, там, где жило и билось горячее сердце, из самой души пса вырвался печальный вопль, перетекающий в тоскливый бесконечный вой. Пес жаловался на свою жизнь небесам, звездам, лунам, далеким и неведомым существам, обитающим в глубинах Вселенной, что казались псу безгранично мудрыми и всемогущими. Он выл, как выли до него лишенные разума предки, он выл, вкладывая в вой все, что накопилось у него на душе. И так у него это получалось, так все было к месту, что Иван Иванович едва удержался от того, чтобы подтянуть ему и добавить во всеобщую скорбь чуточку своей индивидуальной грусти и тоски.

Все идет в одно место; все произошло из праха, и все возвратится в прах.

Кто знает, дух сынов человеческих восходит ли вверх и дух животных сходит ли вниз, на землю?

Все-таки лучше горсть с покоем, нежели пригоршни с трудом и томлением духа.

Собственно, ничего не произошло — Земля продолжала вращаться вокруг Солнца, одновременно проносясь сквозь космическое пространство голубым шариком, сохранившим на себе континенты. И жизнь человеческая продолжалась, чуточку иная, но что значат изменения вокруг, если неизменной остается душа и природа человеческая? Все продолжалось — каждый хотел своего места под солнцем и звездами, каждый добивался этого всеми доступными средствами. И пес был прав — лучше выть на Луну, нежели жаловаться на жизнь окружающим.

Прав был и Екклезиаст: всякие знания лишь углубляют печаль.

Поэтому Иван Никифорович — старый дурак! Нельзя записывать в книги новые знания, от которых лишь суета и тревоги.

«Именно так, — озабоченно подумал Иван Иванович, сидя на потемневшем пеньке, слушая грустный вой пса и взваливая на себя вдруг все мировые печали. — Именно так. Не забыть бы завтра сказать Ивану Никифоровичу об этом».

Царицын,

18–20 августа 2007 года

Понедельник — день тяжелый

1

Утро красит нежным светом…

Ничего оно не красило. После суточного дежурства хотелось домой, а телефонные звонки вызывали отвращение и законную тревогу.

— Ну, что у нас? — спросил ответственный дежурный по городу майор Тягунов.

— Боле-мене, — отозвался помощник, потягиваясь, и протянул ему сводку происшествий. — Три мокрухи, одна не раскрыта, шесть разбойных, не раскрыто два, угонов почти не было, а вот с квартирными хреново — двадцать четыре кражи и только по двум фигуранты имеются.

— А чего ты хочешь? — проворчал майор. — Понедельник, на работу надо, люди с дач возвращаются ну и обнаруживают… Здесь мы как-то объяснимся. А что с нераскрытым убийством?

— В Солнцево айзера замочили на квартире, — сказал помощник. — Прямо рядом с домом. Он как раз подъехал, «ракушку» поднял, чтобы машину поставить, его из тэтэшки и шлепнули. С контрольным в голову.

— Насмотрелись детективов, — проворчал майор. — Ну, это пусть у МУРа голова болит. Пока все спокойно? Хулиганских проявлений нет? Может, фанаты «Спартака» после вчерашнего проигрыша где-то себя показать решили?

— Да нет, — успокаивающе сказал лейтенант. — Команча их последнее время в руках держит. Вроде тихо все.

— Ты все-таки окружные и районные управления обзвони, — приказал майор. — И железку с метрополитеном не забудь прозвонить, чтобы уж совсем без сюрпризов.

Приказ начальника — закон для подчиненного.

Лейтенанту Сухову тоже хотелось домой.

Он сел на телефон и принялся обзванивать коллег.

— Пахомов? Привет, Пахомов! Как у тебя? Спокойно? Вот и хорошо, что спокойно. По квартирным кражам дополнений нет? Каких, каких? Может, твоя следственно-оперативная группа их по «горячим» раскрыла! Не раскрыла? Ну и ладно!

— Савельич? Ты там еще на пенсию не ушел? Что говоришь? Будешь работать, пока руки носят? Вот это ты молодец! Твоему отношению к службе молодым еще учиться и учиться. Что там у вас по айзеру? Глухарь? Ну конечно, я понимаю, что заказуха. Да я так спросил. Знаешь, как оно бывает, не было ни гроша, да вдруг алтын! Нет ничего? А в районе как? Спокойно в районе? Вот и ладушки.