Черно-белое поле с неровными зубцами высокой «зеленки» развернулось за его спиной, и он не знал, своя это «зеленка» или уже чужая. А там, где он стоял, поле уже зеленело поднявшимися озимыми. И дед его, с белой окладистой бородой, как у атамана Зотова, говорил ему поучительно: «Ты не железный. Это комбайн железный. Ему все равно, что убирать. А ты простой обычный человек. Должен думать, чем поле засевать». И Толя, не отставая от деда, мерявшего широким шагом оттаявшую землю, согласно поддакивал старику: «Человек, человек я». Ноги в стоптанных берцах погружались в мягкий чернозем. Толе было тяжело поспевать за дедом. Но он старался. А дед все больше ворчал: «И не надо эти деревья “зеленкой” называть. Что это еще за слово такое – “зеленка”? Мы ведь не в аптеке. Деревья – это не “зеленка”, а посадка, роща, лес. Так ведь?» И Толя не раздумывая соглашался: «Так, так». Теперь он был спокоен за себя и за своих людей. Теперь он знал, что вернется.
Зима еще долго будет бороться, цепкими холодными руками сковывая доверчивую землю. Но, отдохнув от боли и потерь, она вновь расцветет невероятными красками. И золотые поля сомкнутся на горизонте с синевой небес, следуя вечным, как мир, законам жизни и любви. Теперь он снова был спокоен.
К своим
Вдоль всей извилистой линии фронта мир переходил в войну плавно и незаметно. Придорожные старушки одинаково бойко торговали мелкими яблоками в ведрах на фоне уцелевших заборов перед слегка разрушенными домами. Винно-водочные палатки гостеприимно ждали и укропов, и сепаров, и, ориентируясь по мелкой коммерции, можно было случайно заехать прямо на позиции военных. Но здесь граница боевых действий была хорошо заметной. Недостроенный мост – достаточно удобное сооружение для того, чтобы прятаться от мин и «Градов». Под мостом два-три внедорожника, танк и зеленые армейские фургоны, между которыми горели костры. Мчись, выжимая все возможное из своей колымаги, по дороге от Карловки, не оглядывайся, услышав подозрительные звуки, но обязательно остановись под мостом. Спроси, как там, впереди, сегодня дела. Сколько было с утра обстрелов, чем-то легким, чем-то тяжелым… Вздохни, угости ребят сигаретами или водой, перекрестись. И езжай дальше. На самой полной скорости.
Мост был абсолютно четкой границей между войной и миром. Ясной и понятной. Это вовсе не означало, что, оставаясь перед мостом, ты не рисковал попасть под обстрел. Но, проехав под бетонной секцией, ты автоматически становился мишенью для снайперов сепаратистов. А двигаясь дальше, ты получал все больше шансов услышать, как свистят мины и как они после глухого, сухого взрыва рассыпают осколки. Быстрее, быстрее, резкими движениями руля заставляя машину вилять влево и вправо по дороге, усеянной стальным мусором войны. Вот так нужно было ехать на базу добровольцев в центре села.
Слева, в разбитом окне пробитого осколками «мерседеса», появилась церковь. Издалека она казалась нетронутой, но, подъезжая ближе, можно было рассмотреть дыры в золотых куполах храма, тянувшихся в небо.
Комроты Леопард, проезжая мимо церкви, крестился. При этом не выпускал из поля зрения полотно заснеженной дороги. Особенно правую сторону. Оттуда могли щедро набросать ВОГов вражеские диверсанты, выходившие из Донецка в длинные посадки между позициями боевиков и добровольцев.
«Танками звідси вони не попруть, – думал Леопард, оглядывая дорогу, – але я про всяк випадок поставив би зліва мінне поле та з пару еспегешок».
Так он говорил себе всякий раз, проезжая участок трассы от моста до своей позиции. Его останавливало только понимание того, что сепары по этому полю уже разбросали свои мины и ловушки-растяжки. Посылать бойцов и рисковать ими Леопард никогда бы не стал, не имея на то более серьезных причин, чем свои подозрения.
Открытое пространство слева наводило на мысль о том, что сейчас кто-то держит тебя под прицелом. Впрочем, и с правой стороны, той, что была «своей», за пробитым и побитым «мерседесом» наблюдали внимательные глаза снайперов. О тех, кто провожал проезжающую машину спокойным взглядом из руин по левую сторону дороги, Леопард вообще не думал. Чего волноваться, они же свои. Он думал лишь о том, как не проехать мимо едва заметного переулочка, образовавшегося между двух соседских домов. Проезд можно было и проскочить. Угловая хибара развалилась от прямого попадания снаряда, и деревянный забор отбросило так, что он почти перекрыл дорогу. Но оставался промежуток, его вполне хватало для проезда одной машины. Две здесь бы не разошлись. Поэтому переулок тоже следовало проезжать быстро. Две неразъехавшиеся машины могут стать случайной мишенью для крупного калибра.