Читаем Книга перемен полностью

Олег обрадовался чуть ли не больше Франика, так как на целую неделю обретал свободу передвижения по вечерам. Он не сомневался, что за эту неделю что-то изменится, он намерен был действовать, но Галина Альбертовна опередила его в инициативе. В последний предка-никулярный вечер, когда Франик в сопровождении отпросившейся на неделю с работы Авроры Францевны уже уехал в Москву, в недостроенную пока Олимпийскую деревню, Галина Альбертовна вдруг предложила Олегу подвезти его домой.

— Домой или. Куда скажете. Но вы уж извините, сначала я закину Сережу к бабушке. Завтра начинаются каникулы, и Сережа с бабушкой, матерью моего бывшего мужа, едут в Вологду к ее подружке. Так едете?

Еще бы он не поехал на таких условиях! Франик в Москве, Сережа едет в Вологду. И Олег кивнул — молча, потому что язык проглотил, волнуясь, предвкушая таинство посвящения.

Он прождал в машине битых полчаса, пока Сережу «закидывали к бабушке», жившей на тихой и скромной 8-й Советской. После получасового отсутствия Галина Альбертовна просочилась в машину и улыбнулась:

— Извините, Олег Михайлович. Олег.

Пальчики, затянутые в светлую замшу, коснулись плеча и, словно невзначай, щеки.

— Извините, Олег, что пришлось задержаться. Необходимо было сделать пару важных звонков. И это все мои дела на сегодня. Теперь я целую неделю восхитительно свободна с пяти вечера до девяти утра плюс выходные. Это ли не счастье? Ну, ответьте!

— Это счастье, Галина. Альбертовна, — промямлил Олег, все еще чувствуя прикосновение ее перчатки на своей щеке.

— Послушайте-ка, милый, — обиженно поджались лепестки орхидеи, — не надо по отчеству. Как учительницу. Возможно, я и могла бы вас чему-то научить, но я предпочла бы делать это на дружеских основаниях. Поэтому называйте меня Галиной, а еще лучше Линой. Как вам Лина?

— Очень красиво, — севшим голосом ответил Олег.

— А в ученики ко мне пойдете?

— Пойду, — сглотнул Олег и во все свои фирменные зелено-карие колобовско-лунинские глаза смотрел туда, где ворсинки серебристого меха касались ее шеи, колебались от расходящейся теплоты.

Она тихо засмеялась — теплый плеск воды на пологом берегу, легкий, игривый водоворот вокруг невзрачного речного окатыша. Олег именно так себя и чувствовал — неуклюжим и неповоротливым окатышем.

— Знаете что? — взметнулось черное каре. — Знаете что? Давайте ознаменуем ваше посвящение в ученики и мою недельную свободу пиром. Я есть хочу и поэтому повезу вас в ресторан. И не возражайте, — перчатка прикрыла ему рот, и Олег чуть не впился зубами в дразнящую мякоть, — не приму возражений и не люблю предрассудков. Вы мой рыцарь на сегодня. Хотите перчатку или платок? Вот вам и то и другое. А ученичество. Это потом. Да?

Олег неловко скомкал галантерейные изделия и, сдав уже почти все позиции, невнятно произнес:

— У меня вид не ресторанный. Меня туда не пустят, наверное.

— У вас просто замечательный вид, консервативно-классический. Я имела возможность оценить ваш вид. Джемпер хорошей вязки, не джинсы — нормальные брюки, без мешка пониже спины, и коленки не оттянуты, прекрасно сидят на вашей стройной фигуре. Замечательный вид. Да и я одета, скорее, для приключения, а не для ресторана. Но, честное слово, на это теперь и не особенно смотрят. Ваши возражения иссякли? Тогда едемте. Иначе я от голода стану кровожадной и согрешу… каннибализмом. Знаете, кто пойдет мне на ужин?

* * *

Франик обижался не только на Олега, но и на второго своего брата — Вадима, который иногда, и не так уж редко, ночевал не дома, а, как он говорил, у друзей. Это было правдой. Подозрения Михаила Александровича касательно того, что Вадим обзавелся девицей, тоже в какой-то мере соответствовали истине, но только в какой-то мере. Дело в том, что «девицей» Вадим только хотел, точнее, страстно желал «обзавестись», а «девица» — однокурсница по имени Инна — была душой той самой компании друзей, у которых оставался ночевать Вадим.

Компания устраивала скучнейшие и бессмысленные с точки зрения Вадима ночные бдения в съемных коммунальных апартаментах одного из своих членов, а чаще в девичьей четырехместной комнате краснокирпичной медицинской общаги, той самой, что перед Гренадерским мостом, где обитала в том числе и Инна. Здесь разучивались и пелись хором мантры, возжигались благовония, за которыми специально ездили в Москву, в «Ганг». На стенах развешивались импортные календари-мандалы, добытые у фарцовщиков на «галёре» Гостиного Двора. Здесь пили отвратительный бледно-зеленый чай, отдающий веником.

Перейти на страницу:

Все книги серии Семейный альбом [Вересов]

Летописец
Летописец

Киев, 1918 год. Юная пианистка Мария Колобова и студент Франц Михельсон любят друг друга. Но суровое время не благоприятствует любви. Смута, кровь, война, разногласия отцов — и влюбленные разлучены навек. Вскоре Мария получает известие о гибели Франца…Ленинград, 60-е годы. Встречаются двое — Аврора и Михаил. Оба рано овдовели, у обоих осталось по сыну. Встретившись, они понимают, что созданы друг для друга. Михаил и Аврора становятся мужем и женой, а мальчишки, Олег и Вадик, — братьями. Семья ждет прибавления.Берлин, 2002 год. Доктор Сабина Шаде, штатный психолог Тегельской тюрьмы, с необъяснимым трепетом читает рукопись, полученную от одного из заключенных, знаменитого вора Франца Гофмана.Что связывает эти три истории? Оказывается, очень многое.

Александр Танк , Дмитрий Вересов , Евгений Сагдиев , Егор Буров , Пер Лагерквист

Фантастика / Остросюжетные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Фантастика: прочее / Современная проза / Романы
Книга перемен
Книга перемен

Все смешалось в доме Луниных.Михаила Александровича неожиданно направляют в длительную загранкомандировку, откуда он возвращается больной и разочарованный в жизни.В жизненные планы Вадима вмешивается любовь к сокурснице, яркой хиппи-диссидентке Инне. Оказавшись перед выбором: любовь или карьера, он выбирает последнюю. И проигрывает, получив взамен новую любовь — и новую родину.Олег, казалось бы нашедший себя в тренерской работе, становится объектом провокации спецслужб и вынужден, как когда-то его отец и дед, скрываться на далеких задворках необъятной страны — в обществе той самой Инны.Юный Франц, блеснувший на Олимпийском параде, становится звездой советского экрана. Знакомство с двумя сверстницами — гимнасткой Сабиной из ГДР и виолончелисткой Светой из Новосибирска — сыграет не последнюю роль в его судьбе. Все три сына покинули отчий дом — и, похоже, безвозвратно…

Дмитрий Вересов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
День Ангела
День Ангела

В третье тысячелетие семья Луниных входит в состоянии предельного разобщения. Связь с сыновьями оборвана, кажется навсегда. «Олигарх» Олег, разрывающийся между Сибирью, Москвой и Петербургом, не может простить отцу старые обиды. В свою очередь старик Михаил не может простить «предательства» Вадима, уехавшего с семьей в Израиль. Наконец, младший сын, Франц, которому родители готовы простить все, исчез много лет назад, и о его судьбе никто из родных ничего не знает.Что же до поколения внуков — они живут своей жизнью, сходятся и расходятся, подчас даже не подозревая о своем родстве. Так случилось с Никитой, сыном Олега, и Аней, падчерицей Франца.Они полюбили друг друга — и разбежались по нелепому стечению обстоятельств. Жизнь подбрасывает героям всевозможные варианты, но в душе у каждого живет надежда на воссоединение с любимыми.Суждено ли надеждам сбыться?Грядет День Ангела, который все расставит по местам…

Дмитрий Вересов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза