Книга перемен

Он мыл пол и вышел с ведром, чтобы выплеснуть грязную воду в канализационный люк, забранный решеткой, или прямо в Карповку. В этом было преимущество поломоя — в возможности хоть на две-три минуты выйти на свежий воздух. Пол и стены можно было мыть бесконечно и бесконечно выносить ведра, а стало быть, и прогуливаться. Во время одной из таких коротких прогулок его чуть не сбили белые «Жигули» последней модели. Олег отпрыгнул от несущейся вдоль Карповки на полной скорости машины и прижался спиной к влажному по случаю мелкого дождичка древесному стволу. Да так и остался стоять, потому что машина резко затормозила, и из нее, чуть не ударив Олега водительской дверцей, не очень ловко выбралась Галина Альбертовна — длинноглазая Исида, Нут, Баст и кто-то там еще в одном лице. Она накинула глубокий капюшон куртки и ушла в него до переносицы. Ноздри богини трепетали от гнева, орхидея. О, нет, уже не орхидея, а яркий, почти светящийся на фоне мутного дня цикламен презрительно дрожал и ник к подбородку.

— Ты сменила помаду? — удивился Олег и опомнился: — Лина, как ты сюда попала?

— Очень просто, — процедила она сквозь зубы, — охранник поднял шлагбаум.

— Так ведь не пускают на личном транспорте?

— У меня есть удостоверение. Особое такое, красненькое. И не делай вид, что не понимаешь, о чем речь.

— Я и не делаю, — сказал Олег, глядя поверх ее головы на ворону, севшую на крышу морга. — Я тут научился искать причины и следствия. Причин, если честно, не нашел, а следствия — налицо. Спасибо нашему общему знакомцу Петру Ивановичу, ведь так, Лина?

— Легко было догадаться. Только что же ты, милый, причин не понял? Проверочку-то не прошел, не тех мальчиков побил. Где была твоя голова? Что тебе это отребье, за которое ты чуть голову не сложил? Не болит головушка-то?

— Пройдет, — пожал плечами Олег, следя за взъерошенной вороной на крыше. Ворона упорно мокла под холодной моросью и никуда не торопилась, ни строить гнездо, ни под навес, чтобы обсохнуть. Паразитов изводила в сырости, что ли?

— Ты все провалил, как последний сопляк. — зашипела Лина, глубоко засунув в карманы ледяные руки. — Ты меня подвел, понял ты или нет?! Меня еще больше, чем себя самого. У меня ребенок, а ты меня убил, мерзавец, уничтожил! Ты меня последнего шанса лишил из дерьма вылезти! Мне теперь подсадкой служить до второго пришествия! Под такую нечисть ложиться, что и подумать тошно! Или этого ублажать.

— Петра Ивановича? — усмехнулся Олег.

— Ладно, он хоть один. Но иногда я думаю, что легче под покойника лечь.

— Говорят, кое-кто именно покойников и предпочитает, — безжалостно пожал плечами Олег. — У нас тут как-то ночью окно разбили, покрывала с клиентов поснимали.

— Сволочь! — заорала, не дослушав, Лина. — Ты… издеваться еще будешь! Все вы сволочи!

Она внезапно успокоилась, взяла себя в руки, цикламен обрел жесткую симметрию, стал плоским, как в гербарии. Потом сухие лепестки раздвинулись и сухо прошуршали:

— Я сейчас могу громко закричать, что меня насилуют. И ты, сэр рыцарь, не отмажешься. Говорят, с насильниками в тюрьме жуткие вещи вытворяют.

— Давай, кричи, — равнодушно сказал Олег, прижатый к дереву. Ворона на крыше встряхнулась, но улетать и не подумала, смотрела на Олега веселым, умным глазом.

— Где, кстати, твой конвой? — оглянулась Лина.

— Наверное, обсыхает. В помещении, — усмехнулся он.

— Разгильдяи. Не хочешь расслабиться на заднем сиденье, пока они там обсыхают? — предложила она, и цикламен вновь наполнился живым соком и, казалось, даже заблагоухал.

— Чтобы экспертиза подтвердила изнасилование? Спасибо.

— Дурак. Дурак и мерзавец. Негодяй и трус. Сволочь. Дерьмо. Дурак. Мерзавец.

— Это уже было, — перебил Олег, — ты повторяешься, Лина.

— Мне было хорошо с тобой. В кои-то веки мне было взаправду хорошо. Все могло бы быть так замечательно. Мы бы с тобой уехали куда-нибудь. Куда надо, туда и уехали бы, — заторопилась она, упреждая вопрос. — Такое шикарное задание. А ты.

— Сволочь, мерзавец, дурак, — повторил Олег. — Пусть так. Только почему на меня, убогого, столько пороху растрачено? Мало ли таких молодых, красивых, сильных и ловких? Неприкаянных?

— Значит, мало, — отрезала Лина. — Тебе предлагается исправить ошибки и загладить свою вину. И приступить к выполнению той работы, которую предлагает тебе Петр Иванович.

— У меня уже есть работа, — ответил Олег и погремел ведром, — просто замечательная работа. И дал мне ее как раз Петр Иванович.

— Ты не понимаешь, — прошелестели лепестки, — могло быть гораздо хуже. И ты не знаешь, от чего отказываешься.

Она помолчала, а потом, поняв, что Олег больше не намерен поддерживать беседу, закончила устало, безжизненно:

— Я так и знала, что все бесполезно. Что ты сорвался с крючка. Воля твоя. Только никто этого просто так не оставит. Ты вынужден будешь прийти сам или.

— Или? — равнодушно и немного насмешливо спросил Олег.

— Увидишь. На своей шкуре испытаешь, что происходит с теми, кто не прошел проверок! Уж не обессудь! И не обижайся потом, если попадешь под колеса, ненароком сопьешься или если тебя сочтут буйнопомешанным.