— Разумеется. Он, подобно мне, сделал ошибочную ставку. История непредсказуема. Угадать будущее хоть один раз — это все равно что выиграть в лотерею миллион рублей или автомобиль «Победа», понятно? Если бы я мог избавиться от гипноза бессмертия вождя, если бы я хоть раз остановился и трезво поглядел на то, что Сталин — это старик, который всю жизнь губил свой и без того некрепкий организм водкой, вином и распутством, что не сегодня-завтра он гикнется, я бы все мои действия построил иначе. Но я был под тем же гипнозом, под которым находилась вся страна.
— Вы хотите сказать, что Сталин не должен был умереть, но умер?
— Да.
— А что вы сделали?
— Как что? Попал сюда! Эмигрировал. Скрылся.
— Ой! — Кора была потрясена. — Значит, сто пятьдесят лет назад был человек, который догадался про параллельный мир и сюда перепрыгнул?
— До какой-то степени вы можете считать, что именно так.
Из кабинки вышел ротмистр Покревский и принялся умываться. Он не прислушивался к разговору Коры с Эдуардом Оскаровичем. А если и прислушивался, то ничем этого не показал.
— А вы кто по специальности? — спросила Кора Калнина.
— Я физик. Физик-экспериментатор. Это вам что-нибудь говорит, моя дорогая прапраправнучка?
— Разумеется, — сказала Кора. — Вы делали атомную бомбу.
Снова зазвенел колокол, к нему присоединилась отвратительным звуком сирена.
— Зовут на завтрак, — сказал Эдуард Оскарович.
— А вы не очень молодой… — осторожно произнесла Кора.
— Я был профессором, — сказал Эдуард Оскарович. — И даже должен был баллотироваться в члены-корреспонденты Академии наук. Но не успел.
— Потому что перешли сюда?
Профессор ничего не ответил. Он смотрел на спину ротмистра, который дожидался, пока тонкая струйка воды наполнит горсть, и плескал в лицо.
Они пошли на завтрак.
За завтраком Кора оказалась рядом с Покревским.
— Мне не хочется есть, — сказала Кора, когда медсестра кинула перед ней миску с кашей, на кучке которой чуть набок сиротливо лежала котлетка.
— Мне тоже, — ответил Покревский. Но взял тарелку Коры и подвинул ее сидевшей рядом чернявой принцессе.
— Бессловесным животным хуже всего, — сказал он. Птичка сказала что-то ротмистру.
— Вы ее понимаете? — спросила Кора.
— А чего ее понимать, — лениво ответил Покревский. — Она говорит, что эту дрянь есть не хочет, но из уважения ко мне слопает котлету.
Медсестра поставила перед Корой кружку с чаем. Чай был на удивление крепко заварен.
Но без сахара.
— Они на нас экономят, — сказала Кора.
— Воруют. Все тащат.
Покревский щелкнул пальцами. Медсестра принесла сахарницу.
— Вас слушаются?
— Меня боятся. Я этот долбаный лабиринт прошел с первой попытки и прикончил ихнего солдата, который изображал дракона или еще какую-то нечисть.
Так как Кора не ответила и ничем не показала своего восхищения или недоверия, ротмистр агрессивно спросил:
— Вы мне не верите? Конечно же, вы не верите! А я знаю почему — вы селениты. Вы знаете о таком писателе — Герберте Уэллсе?
— Я его любила, когда была девочкой, — сказала Кора. — У нас была одна кассета в библиотеке. «Война миров».
— А я цитирую книгу «Первые люди на Луне». Он ее недавно написал.
— Или очень давно… с моей точки зрения. Принцесса положила маленькую тонкую ладошку на руку ротмистра.
— Ты ешь, — сказал тот. — Черт знает, сколько нам еще придется наслаждаться прелестями мирной жизни. Вы москвичка, Кора?
— Нет, я найденыш, — сказала Кора. — Я из приюта. Но моя бабушка живет под Вологдой.
— Что-то они сегодня не торопятся угощать нас скудным завтраком, — сказал Журба, сидевший напротив Коры. Но стол был широким и потому разделял, а не объединял сидевших по разные стороны.
— А на рассвете три вертолета прилетели, — сказал инженер. Он был ухожен, побрит, пострижен, казалось даже, что от него пахнет одеколоном. Покревский перехватил взгляд Коры и сказал:
— Он на особом положении. Как консультант по летательным машинам. А вы думаете, что аппараты тяжелее воздуха в самом деле завоюют воздушное пространство?
Кора поглядела на него в растерянности, потому что непонятно было, шутит ли он. Ведь он здесь живет уже несколько дней. Но взгляд ротмистра был чист и честен.
— Да, — сказала Кора. — И мы научимся летать между звезд, как учил ваш любимый Герберт Уэллс.
— Чепуха, — сказал Покревский.
Принцесса стала теребить его, заговорила, и ротмистр склонился к ней, будто стараясь выделить в щебете какой-то смысл. Лицо у него было белым, шрам — темно-красным, неровным, глаза очень светлыми и оттого дикими. Прядь волос все падала на узкий высокий лоб, и ротмистр нервно откидывал ее.
Сонно вползла в комнату запоздавшая Нинеля.
Медсестра словно поджидала ее в дверях — метнула миску и чашку сразу, как только женщина села на свой стул.
— Поосторожнее, — сказала Нинеля. — Я этого не люблю.
Нет, она куда больше похожа на разведчицу, чем на самоубийцу от любви.
— Ой, Корочка, если бы ты знала, что было! — зашуршала она на ухо Коре.
— Что еще?
— Я от тебя ночью шла, а он меня подстерег. Ужас какой-то… какой мужик, я ни минуточки ночью не спала, меня еще никто так не… не радовал!
— Ты о ком?