А в 64-м мы с Эстер побывали на похоронах Рудольфа Александера. Мы не знали наверняка, прилагал ли он руку к тому, чтобы сделать наш путь тернистым. Мы так и не узнали, где начиналось его влияние и кончалось влияние Терезы. Их грехи переплелись в тесный клубок, распутать который было невозможно. Сэл считал, что именно Рудольф Александер нанял парней, чтобы обстрелять угол улицы в Гарлеме и лишить меня пальца у театра «Фокс». А Сэл знал все. Почти все. Мы так и не узнали, воспользовался ли дед Эстер влиянием, чтобы добиться ордера на наш арест в Питтсбурге или запугать Ахмета Эртегюна из «Атлантик Рекордз». Но, по логике вещей, мог. Правда заключалась в том, что ему, скорее всего, не было до нас никакого дела, хотя статья в New York Times утверждала, что именно из-за «истории Бо Джонсона» он поссорился с Кеннеди и лишился места в его кабинете. Мы поехали на похороны не для того, чтобы почтить его память, а ради Мод Александер. Для человека столь богатого и влиятельного людей, пришедших с ним проститься, было мало. Жена Рудольфа умерла вскоре после кончины Мод. Его старший сын погиб в конце Второй мировой. Его младшего сына – посла – тоже не было. «Он работал каждый день своей жизни, – отметил пастор в надгробной речи. – Я не знал более трудолюбивого и более преданного своей стране человека». Может, это и правда. Не знаю. Но если Рудольф Александер и был таким, то свидетельств этому почти не осталось. Слишком мало народу пришло его проводить. И никто не пролил ни слезинки. Никто не положил на его гроб цветы. Эстер держала на руках нашего первенца – Бо Джонсона Ламента, которому уже не суждено было встретиться с прадедом. И ушли мы раньше, чем Рудольфа Александера предали земле. А я не стал подходить к его гробу так близко, чтобы проверить, все ли пальцы у него на руках.
Оставил ли Рудольф Александер состояние? Скорее всего, да. Но как он им распорядился, я не знаю. Думаю, все унаследовал его сын-дипломат. А Эстер так и не была официально признана его внучкой и наследницей. Через месяц после смерти Александера к нам пожаловал его адвокат по наследству. Он проинформировал нас о стипендии, учрежденной в память о Мод Александер, и сказал, что ее можно закрепить за любой музыкальной программой или колледжем в нашем штате. Стипендия предназначалась для студентов-афроамериканцев или учащихся смешанного происхождения. Адвокат сказал, что распорядителем стипендии назначена Эстер и при желании она может сама выбирать ее ежегодных получателей. Это была маленькая уступка со стороны деда: пусть косвенно, но он признал существование внучки. И после недолгих размышлений Эстер согласилась просматривать личные дела кандидатов и отбирать каждый год стипендиатов.
Сидя на панихиде по Рудольфу Александеру, я подумал, что он отвергал то же, что некогда презирал и я. Семью. Узы. Потомство. Ответственность. Обязательства. Он, как и я, был человеком, любившим свою работу. Но на исходе жизни остался без человеческой любви. Меня спасла Эстер. И могла бы спасти Рудольфа Александера, сделай он иной выбор…
Как я мог сожалеть о женитьбе на ней? В 64-м мы встретились с Бобби Кеннеди, когда был принят Закон о гражданских правах. А пятилетие нашей совместной жизни в 65-м мы отметили выступлением в Белом доме. В 67-м Верховный суд провозгласил все законы, запрещавшие межрасовые браки, антиконституционными, но наш триумф был недолгим. В июле того же года на 12-й улице в Детройте прошли демонстрации, вызванные проблемами с жильем, безработицей и повсеместной расовой дискриминацией в городе. Бочка с порохом, о которой предупреждала еще в 60-м миссис Эстер Горди-Эдвардс, взорвалась после рейда полиции; беспорядки продолжались пять долгих жарких дней. Новостные репортажи и газеты сообщали о последствиях с известной долей ненависти и кадрами разрушений на заднем плане, заставлявшими людей покачивать головами и принимать одну из сторон. Когда дым рассеялся, в числе погибших оказался чернокожий разносчик по имени Джек Ламент. И мы с Эстер сразу поняли – это он! За годы после встречи в Чикаго мы видели его несколько раз. Он появлялся без предупреждения и проводил с нами час или два. Он мало говорил – ему особо нечего было сказать. Он просто желал убедиться, что у нас все в порядке, и подержать на руках внуков. И, кроме нас с Эстер, никто так и не узнал, что Бо «Бомба» Джонсон проиграл свой последний бой.
Мы поехали в Детройт забрать его тело. Чтобы подтвердить родство, Эстер пришлось предъявить удостоверение личности. В ее паспорте значилось «Эстер Ламент», и общей фамилии оказалось достаточно для доказательства. По иронии судьбы, фамилии отца и дочери совпали впервые.
– Это ваш отец? – спросили Эстер.
– Это мой отец, – ответила она.
Мы привезли тело Джонсона в Нью-Йорк и похоронили рядом с Мод Александер на кладбище Вудлон – единственной общей обители, которую они смогли разделить, но уже после смерти.