– Перестаньте называть меня Бейби Рут, – прошипела Эстер, и меня осенило.
Я отвел в сторону микрофон и встал.
– Дайте мне секунду, – сказал я Эстер. – Я сейчас вернусь.
Ахмет вышел из будки и последовал за мной в коридор.
– Девочка красивая, Бенни, – заговорил он прежде, чем я успел произнести хотя бы слово. – И я слышу, что голос у нее есть, хоть она вся на нервах. Но меня от нее с души воротит.
– Что?
– Не по нутру она мне, – вздохнул Ахмет. – Я ее не знаю. И моя первая реакция на нее… нет!
– Почему?
– Она яркая, даже великолепная.
– Это ты сказал…
Ахмет снова вздохнул:
– Но чертовски колкая. Шиповник. Не роза. Мне она… не нравится. И она не готова. Эта простота…
– Она придает ей шарм, – перебил я.
Ахмет рассмеялся:
– Каждому свое, но я не стану покупать ее товар.
Теперь вздохнул я:
– А как тебе песня?
– Песня мне понравилась, хотя я не расслышал большинства слов, – оживился Ахмет. – Песню я хочу.
– Но я ее тебе не дам. Это ее песня. И я покажу тебе почему. Дай мне попробовать одну штуку.
– Рэй тут будет с минуты на минуту, – запротестовал Ахмет.
– Я хочу посадить ее рядом с собой за пианино.
– Звук будет хуже, наши уши истекут кровью, – возразил Ахмет.
– Для этой песни нужно немного крови, – сказал я, и Ахмет снова рассмеялся.
– Ладно, валяй, – пожал он плечами. – Но я не думаю, что изменю свое мнение.
Я вернулся в комнату, подхватил микрофон Эстер и поставил его над скамейкой для пианино, справа от себя. Затем сел и пропел несколько тактов, аккомпанируя самому себе, пока Том – в знак одобрения – не показал мне большой палец вверх. Эстер наблюдала, все еще стоя там, куда ее поставили три четверти часа назад. Судя по выражению ее лица, она успела решить, что все кончено, – у нее забрали микрофон. Я встал, взял ее за руку и снова опустился на банкетку, притягивая Эстер к себе. Я уселся поудобнее, намеренно оставив для нее лишь самый краешек сиденья. Ее юбки вздыбились волнами вокруг моей правой ноги, и Эстер слегка толкнула меня бедром.
– Вы заняли почти всю скамейку, Бенни. Мне тесно! – прошептала она.
– Скажите это в микрофон, – сказал я. – Четко и громко.
– Вы заняли всю скамейку, мне тесно, Бенни Ламент, – повторила она прямо в микрофон.
– Вам не нужно много места, – парировал я, приблизив свое лицо к лицу Эстер, как будто мы пели вместе.
– Подвиньтесь.
– Подвинусь, но только после того, как мы еще раз исполним песню. Спойте ее так, как вы пели в четверг, когда злились на меня.
– Я до сих пор на вас злюсь.
– Вот и хорошо. Эту песню нужно петь с огоньком. Но сейчас вы напуганы, а не сердиты. Так не пойдет.
– Мы будем петь так? Сидя? – спросила Эстер.
– Я всегда пою сидя, – сказал я.
– Дайте мне хотя бы пространство дышать!
– Нет.
– Эй, вы двое, готовы? – послышался голос Ахмета. Его глаза за большими очками были широко распахнуты, а остатки черных волос вокруг ушей спутались из-за того, что он то снимал, то надевал наушники. Он ухмылялся.
– Готовы, – сказал я.
Эстер ткнула меня в бок своим маленьким острым локотком, но я не шевельнулся. Я сидел так близко к ней, что мое дыхание шевелило ее волосы всякий раз, когда я поворачивал к Эстер голову. Потеснив девушку еще больше, я заиграл. Эстер больно ущипнула меня за плечо.
– Ай! Вы собираетесь петь? Или будете только щипаться?
– Мне не нужна еще одна юбка, – выпалила она звонким и резким голосом без малейшего колебания.
И спела первый куплет так, словно хотела показать: с меня хватит! Как будто ее достали все мужчины. Включая меня, естественно. А потом пригвоздила всех припевом. Когда Эстер его провыла, я прикусил губу, чтобы не засмеяться. И даже сам пропел рефрен: «Ей не нужен! Не нужен!» Хотя и понимал, что его придется перезаписывать. Но речь не шла об идеальной записи за один прием. Главным для меня было – показать Ахмету Эртегюну всю широту таланта Эстер Майн. Когда она закончила, тот весь сиял, потрясая кулаками.
– Силы небесные! Это было невероятно! Огонь! Вот это да! – воскликнул Ахмет, и его смех разнесся эхом из крошечного динамика. – Эта словесная баталия получилась идеальной. Твой голос, Бенни, отлично сочетался с голосом Эстер. Особенно когда вы боролись.
– Мы не боролись, – сказал я в микрофон.
– Боролись, и еще как! – подала голос Эстер, и все мужчины в аппаратной прыснули со смеху.
Эстер не засмеялась, но ее напряжение улетучилось. На какую-то долю секунды она полностью расслабилась, но уже в следующий миг ее локоть снова вонзился в мой бок, причем довольно сильно.
– Подвиньтесь хотя бы сейчас. Вы же обещали! – потребовала Эстер.
– Будь по-вашему, Бейби Рут, – сказал я и поднялся, освобождая ей место.