Книга пятая Команда кошмара

И это было только начало. В каждом новом городе она один раз пела одну-единственную уникальную новую песню. Это вызывало бурю. Никто не понимал, зачем она это делает, причем таким образом, «Пеликаны» ругались, уча на горячую новые композиции и выходя на сцену спустя пару часов репетиций, а призрачная девушка продолжала троллить Советский Союз самым невинным из всех образов. Остановить её было некому.

Нет, я бы мог попробовать, но в основном был занят своей бригадой хаоса, у которой буквально начался праздник жизни после того, как люди поняли, что никого убивать им не придётся. А еще был долбанный Коробок. Я совсем не был уверен, что мысли меня грохнуть точно покинули его полупустую черепушку.

Это было проблемой.

Полтора месяца разъездов, ежедневных упражнений для дистрофиков, рукопашных схваток с теми, кто был поражен моей экспатией. Сумарокова и Конюхов вылечились, попутно неплохо развив свои навыки самообороны, а вот с Тимуром я продолжал «заниматься». Это было, с одной стороны, крайне полезно, потому что я воспринимал его всерьез, с другой… ну, сами подумайте. Лазер. Жить возле него, спать возле него, срать, пить, и так далее. Сначала это бодрит и тонизирует, позволяет выкладываться в схватках на сто процентов, воспитывает бдительность, но потом… В общем, я не выдержал.

Мы сидели в небольшой, но очень чистенькой столовой на окраине Омска, кушая в ожидании наших «Икарусов», когда я сказал сидящему напротив меня Коробку:

— Три недели давно истекли.

Нужно отдать ему должное — любой после такого намека подавился бы, обрызгав собеседника супом, но бывший вояка лишь замер на секунду, оценивая меня, сказанные слова, окружение вокруг, а потом, проглотив то, что было во рту, спокойно спросил:

— Хочешь разобраться?

— Не очень, — ответил я ему той же честностью, что и он мне в далекой саратовской деревушке, — Но ты опасен. И непредсказуем.

— Тем не менее, приказа на моё устранение тебе не выдавали? — с интересом спросил Тимур.

— Не выдавали, — охотно кивнул я, — Вряд ли выдадут. Их, знаешь ли, не штампуют.

— Давай доедим, что ли, — предложил мне Коробанов, — Остынет ведь. Потом пойдем, покурим, поговорим.

Я согласился. Это был один из самых неприятных приёмов пищи в жизни. Раньше рисковать этой самой жизнью было куда как легче. Когда у тебя нет ни прав, ни имущества, ни связей, ни хвоста собачьего за душой, то идёшь по жизни легко и свободно, потому что мало что ценишь. Прямо как настоящий подросток. Теперь, с тремя почти легальными супругами, с проектом, призванным сделать светлое будущее еще светлее, с целой кучей неоконченных дел… я банально боялся сдохнуть. Даже несмотря на то, что наши ежедневные схватки с этим неогеном не отличались аккуратностью. Много раз он принимал на свой абсолютный щит гарантированно смертельный удар от меня. Много раз я вынужден был по полдня болтаться в туманном облике, восстанавливая нанесенные его лучами и взрывами повреждения.

И тем не менее, мне стоило очень больших трудов спокойно доесть свой суп, гуляш и хренов кисель, который местные варвары подали горячим. Гадство. Мало вещей можно искренне ненавидеть, но вот горячий кисель? Да. Одна из худших вещей в Советском Союзе. Конкурирует только с запеканкой с лапшой. Кстати да, человек, которого я бы точно убил, невзирая на меру вины, неосапианство и прочая-прочая? Изобретатель гребаной запеканки с лапшой.

Медленно! Идут годы, меняются миры, херов смертоносный неоген напротив пьет *баный горячий кисель как дорогое вино, но моя ярость в отношении изобретателя этой всратой запеканки пребудет всегда!

Кому вообще моча могла стукнуть в тупую башку с такой силой, чтобы изобрести хлебную запеканку с гребаной лапшой⁈ Вы себе представляете насмерть ужаренные лапшины на этой дряни? А этим кормили детей! В детском саду! У меня зубы потом болели!

— Ты чего такой злой? — спросил меня Тимур, после того как мы на самом деле вышли под осеннее солнышко на перекур.

— Вспомнил кое-что поганое, — злобно выплюнул я, крепко затягиваясь, — Ненавижу горячий кисель.

— А мне такой больше нравится.

Твою мать, сколько извращенцев в мире. Это пока молод, люди кажутся одинаковыми, а потом такое выползает. Как раз в возрасте близком к сорокету. Знал я одного фрукта, которому нравилось пить пиво, закусывая апельсинами. Вообще мужик был полный атас, то есть нормальный такой позитивный парень, ничего не могу сказать. Но пиво с апельсинами? Это за гранью добра и зла.

— Лика была идеальной, — внезапно начал говорить Коробок, — Понимаешь? Нет? Наверное нет, у тебя явно другие вкусы. Поясню тогда, чтоб ты понимал чаяния простого парня — Лика была полностью идеальной бабой. О такой даже не мечтаешь, такую даже представить себе не можешь… но вот, сподобило. Я знал, что ей промыли мозги, знал, что не может нормальная баба быть такой ласковой и услужливой, чтоб её аж трясло от желания сделать тебе получше, чтобы она прямо дневала и ночевала с мыслями о тебе, знал, но…

Коробанов смачно сплюнул.