Книга пятая Команда кошмара

Кажется, я сегодня нажрусь.

Нет, я точно сегодня нажрусь. Я задумчиво выкурил сигарету, не обращая внимание на шумное и бестолковое окружение.

— Изотов… — ко мне подлетела хмурая Охахон, без малейшего смущения растирающая себе си… грудь под мятым сарафаном, — Ты сегодня выпить, случайно, не планируешь?

— Еще как планирую, — злобно ответил я, чувствуя, что с души падает камень размером с Джомолунгму, — Задолбало. Всё задолбало! Хочу назад, в «жасминку»!

— Мы с тобой, — категоричным тоном поведала малявка, — Давай, не жмоться на «эсэску». После такого…

Каюк моей заначке, точно. Вон и Паша подползает, и Треска выскреблась, и Слон вылез…

Вот как я думал, что всё это будет? Ну? Ездить по стране, смотреть на счастливых советских людей, кушать мороженное, гулять по городам, любоваться на зеленые скверы, музеи там, может быть, даже театры (надо же хоть раз в этой жизни сходить?). Ладно, досуг, но работа? Да, есть работа, неприятная работа. Но в коллективе нормальных профессионалов, действуя по ролям, нейтрализовывать врагов государства, расти над собой в профессиональном и интеллектуальном плане, всё такое. А что в итоге⁈

Что в итоге, я вас спрашиваю? У меня есть кучка клоунов, которых трудом и гипножабой сделали плюс-минус податливыми… и следом же пошёл провал операции! Мы находимся в подвешенном положении! В меня, блин, стреляли фанаты Палатенца! Причем, по словам Юльки, могут быть еще! Вместо полного грациозности шествования по СССР мы мечемся по городам как полудохлая крыса в лихорадке! А еще этот ё*аный Коробок!

Что же, придётся сегодня попозже накрывать дастархан. Всё равно я тут самый богатый… ну и виноватый в появлении этого придурка.

— Ё*аный Коробок! — с чувством выдала Охахон, опустошая наперсток со смесью водки и «спирта-плюс», — Падла в шрамах!

— Да хватит тебе уже, — пихнула её в плечо сестра, — Ну ты же случайно вылетела!

— И что⁈ Нормальные люди черные дыры у Омска не открывают! Они их вообще нигде не открывают! И вообще, слушай сюда…

Вслушиваться в ворчание подвыпившей феечки, привольно раскинувшейся на пашкиных коленях, я не собирался. Была идея получше — нажраться, чем я и занимался в меру сил и приличий, а не так, чтобы окружающие подумали, что мне настолько жалко запасов порошка, что планирую их заглотить один. Впрочем, так и так бы не вышло, потому что вторгнувшаяся в номер, где происходило веселье, Юлька, решила, что ей тоже не помешает расслабиться.

…а затем ввинтилась в меня, заставляя окружающих уронить челюсти.

— А… — хрипло пробормотал так и не закусивший башкир, — Так вот почему она на тебя клюнула. Мы всё гадали…

— Вы ничего не видели, — заявил я, опрокидывая в себя полный стакан. Плану надо следовать, несмотря на всяких там нахлебниц.

В итоге все нажрались если не до свинячьего визга, то до потери осторожности точно. Первыми ушли сестры Умаровы, в обнимку и по полу, аккуратно левитируя над собой вырубившегося Салиновского. Вру, не аккуратно, совсем не аккуратно, ржали мы как помешанные, голосом советуя пьяным сестрам как и куда идти, попутно вопя «вира, помалу!» и «майна! Майна, я сказал!». Следующей жертвой алкоголя пала Акрида, причем в обнимку с Конюховым и после того, как они половину вечера клялись друг другу в дружбе, понимании и уважении. Отдельный стакан я выпил за то, чтобы прекратить пытаться понять взаимоотношения между почти-насильником и почти-изнасилованной. Эта парочка меня постоянно вгоняла в ступор.

Дальше марафон пошёл спокойнее, потому что остались либо самые пьянчуги, либо самые крепкие, то есть я, Рамазанов и Довлатова. Веселившаяся весь вечер панкушка, добравшаяся, наконец, до выпивки, внезапно разнюнилась и сообщила нам, что не знает, как жить эту жизнь. Вместе с трезвостью, хорошим питанием и физическими нагрузками ей в голову стало лезть слишком много мыслей, которые смущали её своей неочевидностью. Пришлось дать ей на удивление вредный совет, сказав попросту не париться, так как утром, по трезвяку, она снова станет сама собой и поделать с этим ничего будет нельзя. Треска сидела, обиженно надув губы и хлопая глупыми глазами, пока вся глубина моей мысли не осела на гладкой коре её головного мозга. А потом, успокоившись, тоже вырубилась. Мол, утро вечера мудренее.

— Я же говорил, что ты мудак, — с глубоким удовлетворением заявил башкир, — И Юля — тоже стерва редкостная, чего уж тут.

— С волками жить — по волчьи выть, — заявила высунувшаяся у меня из груди народная певица, смешно морща нос, — Вы бы сами, А-а-азамат Бикметович, тоже бы… это самое. Если б вас это… копать заставили. Месяцами. Лопатой прям. Говно… всякое.

Да, Юлька нализалась тоже. Она копировала моё состояние, позволяя ему воздействовать на её собственное сознание, от чего натурально умудрилась забухать. Причем, что меня натурально тревожило (то есть, будет тревожить. Потом), ей сам процесс понравился.

— Ага, вижу я как вы копаете, уважаемая Юлия Игоревна, — ехидствовал пьяный снайпер, — Прямо измучились вся.