– Давайте посмотрим, какую часть коридора они могли видеть со своих мест.
– Им ничего не было видно, если они оставались у камина. Но это ничего не меняет – госпожа Одемар и ее компаньонка никогда не скажут, что Леон выскакивал из комнаты.
Они вошли в гостиную, и Беата включила лампу. Граф спросил, глядя на закрытую дверь в восточной стене:
– Мы не разбудим их?
– Нет, если будем говорить тихо. Двери звуконепроницаемы. Я это знаю на собственном опыте – здесь жила моя мать. Теперь в передней комнате расположилась тетя Анна, там есть и ванная, а Эмма Гаст занимает малую гостиную. Следующая спальня – Леона, с дверью в тот маленький коридорчик, как я уже говорила.
– А где помещаетесь вы и ваш отец?
– Дверь в мою комнату справа при выходе. У меня своя ванная. Апартаменты отца – за задним коридором: две комнаты и ванная, весь юго-западный угол дома.
Граф, чуть повернув голову, взглянул на полуоткрытую дверь комнаты Беаты, затем подошел к застекленному балкону.
– Окна закрыты. Эти дамы, вероятно, ничего не слышали…
– Они и не могли услышать: в этом доме все толстое, солидное и звуконепроницаемое.
На круглом столе по-прежнему громоздились куски ткани, эскизы, мотки ниток, мусорная корзина под ним была наполовину засыпана цветными обрезками от дневного шитья: но поверх этой массы лежал скомканный бумажный шар. Граф надеялся, и эти надежды оправдались: клиент верил, что тот, к кому он обратился, явится и найдет послание. От радости позабыв про смерть Матиаса Одемара и свою встревоженную спутницу, Граф нагнулся к своеобразному почтовому ящику.
Глава 11
Вторая схема
– Боже мой, господин Граф, что это вы достаете из корзинки? – В голосе Беаты сквозило бесконечное удивление.
Граф выпрямился, взглянул на бумажный комок и сунул его в карман.
– Записка, которую я случайно выкинул днем. Повезло снова найти ее.
– Если бы наш лакей не ушел на войну, вы вряд ли увидели бы ее снова, потому что корзину обычно вытряхивали до ужина.
Из спальни госпожи Одемар вышел хорошо одетый человек с холодным и властным лицом. В руках он держал черный саквояж.
– А, Беата! – Он остановился и внимательно посмотрел на девушку – в профессиональной манере, – но во взгляде его читалось искреннее дружелюбие и участие. – Вам требуется снотворное, которое лежит в моей сумке, или вы обойдетесь без него?
– Я справлюсь, доктор.
– Я так и думал. – Мужчина поставил саквояж на стол и уставился на Графа.
– Господин Граф… Доктор Терли… – Беата улыбнулась. Граф кивнул в ответ на корректный поклон Терли. Ему понравилась внешность семейного доктора Одемаров: румяный, мускулистый, с серебряной шевелюрой.
– Рад познакомиться с вами, господин Граф, – аметил Терли. – Карсон сказал мне, что если бы вы случайно не оказались поблизости, Фридрих Одемар вероятно до сих пор объяснялся бы с прессой. Я официально подтверждаю теорию о несчастном случае: Матиас Одемар прожил бы сотню лет, наслаждаясь каждым днем, если бы не трагическая неосторожность. Таких светлых людей немного, а жаль. Как это ни прискорбно, мы, оставшиеся, совершенно не способны понять смысл досуга… Мне будет не хватать господина Матиаса… Беата, ваш отец ведет переговоры о похоронах со старым Эгли в библиотеке. Они просидят до полуночи, если вы не пойдете к ним и не вмешаетесь. Это мое распоряжение. И еще господин Фридрих должен принять пилюли, которые я ему дал. Без них он не заснет.
– Иду, доктор.
Беата вопросительно посмотрела на Графа – тот моментально понял замешательство девушки и ответил, что отыщет выход сам.
– Тогда до завтра?
– Где-то после полудня.
– Доброй ночи.
– Доброй ночи, госпожа Одемар.
Когда Беата ушла, Граф обратился к Терли, который что-то перебирал в своем саквояже.
– Я думал, вы собираетесь заполнить рецепт или еще что-то – доставка теперь просто ужасная, в особенности – по ночам.
– Верное замечание, но у меня хватило ума – как я сказал только что Беате – прежде чем помчаться сюда, бросить в сумку несколько старых надежных препаратов. Я оставил Анне Одемар порцию успокаивающего, которое она должна принять. Эмма Гаст позаботится об этом, если Анна будет беспокойной.
Граф прошел через комнату к лампе, вынул из кармана бумажный комок и разгладил его. Это оказался другой кусок расписания, и на полях его снова была изображена стрела: но теперь она указывала в никуда, за пределы известного мира.
Граф снова сунул в карман измятый листок. Терли тем временем продолжал:
– Потрясающая трагедия, ужасная несправедливость. Мне очень жаль Фридриха. Разве только удастся избежать досужих разговоров: старина Матиас был личностью своеобразной, но он был Одемаром… Полиция ведет себя очень корректно… Я видел Нидербергера. Компетентный офицер. Он приказал медикам провести обследование тела и только затем собирается дать заключение в газеты. Фридрих не понимает значения этого, но готов выполнить любые формальности, лишь бы все было, как полагается… Превосходный гражданин. Конечно, он сильно потрясен и винит себя за эти дьявольские окна. Вы знакомы с Анной Одемар?
– Познакомился сегодня.