– Приятное место, – протянул Граф. – В жаркую погоду здесь должно быть особенно хорошо, снаружи сад.
– Да. Матиасу Олдемару оно очень нравилось. Он словно живой стоит перед моими глазами: загоняет в лузы шары, заканчивая партию, помахивает ракеткой… Он хорошо играл. В пинг-понг обставлял всех. Он мне нравился, хотя и не очень хорошо думал о нас.
– О ком – «о нас»?
– Других, не Одемарах.
– Не может быть!
– Я не осуждаю его. Мы действительно заполонили весь дом. Но Анна Одемар, кажется, здорово переживала. Знаете, он думал о вас и ваших книгах, говорил о вас вчера – после того, как мы узнали, что вы к нам придете, – и сегодня за обедом. Господин Граф, он просил вас вернуться сюда сегодня вечером?
Граф закурил сигарету.
– Что заставляет вас так думать?
Карсон подвинул ногой напольную пепельницу ближе к Графу и пояснил:
– Вряд ли вы оказались здесь случайно. У Матиаса была возможность поговорить с вами наедине – днем, когда он провожал вас.
– Но и господин Фридрих Одемар разговаривал со мной наедине.
– Он не стал бы действовать подобным образом.
– Но зачем же господину Матиасу Олдемару понадобилось приглашать меня?
Карсон достал сигареты, открыв пачку, долго рассматривал их и, наконец, выбрав одну, сказал:
– Мне очень сложно определить свое нынешнее положение. Мне хотелось бы обсудить ситуацию, и, в зависимости от результатов, я дам вам ответ. Хильда Гаст знала моих родителей, она нашла мне – в тот момент совершенно беспомощному – эту работу. Но платит мне госпожа Одемар, Леон – мой подопечный, если, я полагаю, вы можете его так назвать. И я пользуюсь гостеприимством Фридриха Одемара. А Фридрих Одемар обращается со мной с поистине королевским благородством.
– И я должен сказать, по отношению к кому вы обязаны соблюдать лояльность? – Граф повернул голову, чтобы посмотреть на молодого человека.
Карсон, однако, не ответил на этот взгляд; уставившись в одну точку, он продолжил свой монолог:
– Я не сказал бы ни слова ни вам, ни кому-либо еще, если бы не личный мотив – это Хильда Гаст. У меня нет ни единого атома доказательств своих, может, и безумных, предположений. Я надеюсь, вы в состоянии дать мне совет и затем позабыть о нашем разговоре… Все мои утверждения основаны на догадках, на случайных намеках – больше ничего у меня нет.
– Вы можете довериться моему благоразумию.
Карсон посмотрел на Графа – безумный блеск его ввалившихся глаз наводил на мысль о приступе лихорадки. Не отводя взгляд, молодой человек резко сказал:
– По крайней мере, я уверен, что вы не хлопотун-исправитель, который вмешивается в чужие дела, чтобы потом распускать отвратительные сплетни.
– Да уж, пожалуй, я за собой такого никогда не замечал, – согласился, улыбаясь, Граф.
– Откровенно говоря, мне плевать на всякие там высокие материи, только личная привязанность толкает меня на эту беседу. Родители Хильды погибли в горах. Появилась госпожа Гаст, устроила ее в школу, затем снова исчезла. Я знал ее еще ребенком. Она во многом осталась прежней – не требует объяснений, не смотрит пренебрежительно, не гонится за славой или деньгами. К сожалению, вы не знакомы с ней, и вам сложно понять мое отношение к этой чудесной девушке.
– Постараюсь напрячь свое воображение.
– Дело в том, что она совершенно не способна сражаться за свое благо, и у нее нет никого, кто бы присматривал за ней, кроме госпожи Гаст… Я остался здесь вместо того, чтобы отправиться на фронт, поскольку считал – и считаю – не имею права бросить ее одну. Фридрих Одемар – благороднейший человек, но он потворствует Беате, а та предпочитает держать Хильду в Витчерхиире под присмотром двух упрямых слуг. Госпожа Одемар бесполезна, она не обладает никаким авторитетом в семье и не в состоянии ходить… А теперь я пришел к мысли, что с госпожой Эмма Гаст в самом деле что-то неладно. Мне она никогда особенно не нравилась, но я всегда считал ее принципиальной женщиной. Позднее мне пришлось изменить свое мнение.
– Позднее… это когда?