«О хозяйка, если я от души и сердца не помогаю и не являюсь внешне и внутренне твоим верным другом, пусть как следствие произнесенной мною клятвы и данного мною обета меня постигнет такое же унижение и такой же позор, как и ложного мужа».
Худжасте, услышав, что попугай произнес клятву и дал обет, хотела со спокойным сердцем пойти в покои своего друга, но поднялся дневной шум, утро показало свой сверкающий лик, и идти было уже невозможно…
Рассказ о царе Сирии,
о том, как он выпустил на волю попугая
и как тот принес ему от источника мрака плод жизни
Когда царь южных стран — солнце — скрылся на западе и правитель ночи — месяц — появился на горизонте, Худжасте, терзаясь в душе и громко стеная, пришла просить у попугая разрешения и сказала: «О врач влюбленных! О лекарь палимых страстью! Недуг страсти поверг меня в жар, болезнь страстного томления заставляет стенать. Хума терпения улетела с вышки дел моих, белый сокол покоя выпорхнул из руки судьбы моей, и дни мои проходят в терзании разлуки. Ведь разлука с любимым — палящее пламя, удаление от дорогих сердцу — острый меч, отлучение от верных друзей — смерть без смерти, расставание с поверенными тайны — кончина без ангела смерти.
О попугай, дай мне дозволение, чтобы я могла успокоить истерзанное сердце в объятиях друга, освежить истекающие слезами очи близ возлюбленного!..»
«О хозяйка, — ответил попугай, — да будет погублено то сердце, которое не гибнет от разлуки с верными друзьями, пусть наполнится слезой тот глаз, который не исторгает слезы при виде рыданий дорогих друзей. Все мои старания направлены на то, чтобы ты достигла своей цели, все мои стремления ограничиваются желанием, чтобы ты соединилась с другом. Но только разве ты можешь знать сегодня, сколь велика моя преданность, разве можешь оценить мою верность?.. Когда ты соединишься с далеким другом и сблизишься с твоим покинутым возлюбленным, ты узнаешь, как я гонял коня преданности и как доставил тебя к твоей цели, подобно тому, как царь Сирии не знал преданности и верности попугая и относился подозрительно к принесенному им плоду, пока дело не было обдумано и не стало ясно, что верность попугая безгранична, как неверность судьбы, чистота его беспредельна, как несправедливость сменяющихся дней и ночей». — «А как это было?» — спросила Худжасте.
«Говорят, — ответил попугай, — что в Сирийской стране расставил некий охотник силки и сидел, выжидая дичи. Случайно дичью оказался попугай. Охотник взял его и пошел с ним в город. Попугай вступил с ним в разговор и сказал: „О охотник, я смышленое пернатое и хитрая птица. Если ты собираешься продавать меня, то продай в щедрые руки, а не в скупые, помести меня в общество людей благородных, а не низких“».
«Охотник снес его царю Сирии и так расхвалил его перед ним, что царь, поверив словам охотника, купил попугая и перерезал канат нищеты продавца. На другой день царь пожелал испытать попугая и нашел, что это второй Гиппократ, второй Сократ, узнал, что он украшен различными науками и разнообразнейшими превосходствами. Стало ему стыдно держать его в клетке, точно узника, он выпустил его и сказал: „Я выпускаю тебя на волю, если тебе здесь хорошо, — оставайся здесь, а если нет — лети к своей родне“.
Попугай сослужил ему несколько служб, а затем улетел к своей родне. Рассказал он царю попугаев, как милостиво обошелся с ним царь Сирии. Тот молвил: „Я сомневался, что среди людей может быть человек, которого считают великодушным, не думал, что в среде людской есть кто-нибудь, кого называют человечным. Поистине, человек неблагодарен к господу своему“».