Книга попугая

«Прошло некоторое время, мыши совершенно не тревожили льва, и однажды то самое войско мыслей, которое нападало на сердце кошки, устремилось и на простор груди льва. Молвил он про себя: „Я держал кошку в таком почете для того, чтобы избавиться от мышей, теперь мышиное засилье совершенно устранено и кошке нечего делать. Кроме того, она — животное хищное и может питаться своим собственным уловом. Чего ради я буду из-за нее обагрять себя кровью других?“ И он отставил кошку от ее должности.

Тогда она обратилась к котенку и сказала: „Пламя этого бедствия зажжено тобою, ты сшил одежду этой беды. Если бы ты не убил тогда всех мышей, лев не избавился бы совершенно от забот и никогда не отставил бы нас от этой должности“.

Котенок пожалел, что убил мышей».

Дойдя до этих слов, попугай обратился к Худжасте с такой речью:

«Вижу я, что ты медлительна в делах любви, нахожу, что ты не торопишься пойти к другу. Смотри, как бы не приехал твой муж и ты не пожалела бы об этой ошибке так же, как котенок жалел, что убил мышей».

Худжасте была весьма озабочена этими словами и хотела тотчас же пойти к своему другу и немедленно достать туфли, но в то же мгновение закипел горячий ключ солнца, взошло дневное светило, утро показало свой сверкающий лик, и идти было уже невозможно…

Нахшаби сегодня ночью собирался
Повидаться с другом нежным и прекрасным,
Только утро помешало это сделать:
Всем влюбленным утра вестник — враг ужасный.

Рассказ о безобразии царевича Бенареса и о красоте его жены и о том, как она влюбилась в юношу Ночь двадцать первая

Когда золотой щит-солнце снесли в оружейную палату запада и достали из арсенала востока серебряный меч-месяц, Худжасте, лицо которой напоминало щит солнца, а нос — меч месяца, пришла просить у попугая разрешение и сказала: «О ты, почтенный доступом в заповедную ограду чистоты и постоянно пребывающий в обители верности! Меня так терзают передовые посты разлуки, что щит терпения выпал у меня из рук, так мучает авангард страсти, что я выронила меч спокойствия. Я была уверена, что разум твой распутает мои заботы, рассудительность твоя прогонит мои печали, но твоя бесполезная хитрость только стала причиной увеличения забот, твоя пресная сметливость только является поводом для возрастания моих печалей.

Меня терзает горе,
Покой сокрылся мой.

О попугай, если ты в таком затруднении не можешь помочь другу, когда же сможешь ты помочь ему? Если в такой беде не протянешь руки знакомому, то когда же вообще протянешь ее? В покойные дни я найду сколько угодно друзей, в счастливое время увижу сколько угодно помощников. У кого обилен стол, у того много и братьев!»

Где тот, Нахшаби, кто нам в горе поможет?
Коль скоро ты счастлив, друзьям ты не верь.
Для горестных дней надо друга найти нам,
В веселые дни ты их с сотни найдешь.

«О Худжасте, — ответил попугай. — Тебя стрела этой беды поразила в душу, а меня — в грудь; тебе шип этой заботы впился в ногу, а мне — в глаз. Пока сердце твое не избавится от этой работы, и мое сердце не может от нее избавиться. Пока твоя грудь не перестанет терзаться этими мыслями, и моя грудь не перестанет терзаться ими. Я теперь говорю в сотый раз — ступай к своему другу, добейся скорее своей цели, а если, чего не дай бог, эта тайна твоя откроется, это дело выйдет наружу, то я уже надумал, как отвратить такую напасть, нашел, чем помочь в таком деле, и ты благодаря наставлениям и поучениям моим так же спасешься от позора и несчастья, как благодаря поучениям и наставлениям шакала спаслась жена царевича». — «А как это было?» — спросила Худжасте.

«Говорят, — ответил попугай, — что некогда у царя Бенареса[112] был сын, безобразный лицом, скверного образа жизни, отличавшийся грязными привычками и неповоротливым умом, чрезвычайно глупый и испорченный. От чрезмерной глупости он считал за одно и сладость меда, и горечь колоквинта[113], от крайнего неразумия не отличал грохота молота, ударяющего по наковальне, от звуков арфы».

Поистине, неразумие — это такая болезнь, которую не сумеет излечить наилучший врач; неразумие — такой недуг, которого не исцелит и наиопытнейший лекарь. Иисус, мир да будет с ним, который излечивал даже заболевших смертью, говорит: «Я по воле божьей воскрешаю мертвых, умерших сто лет тому назад; по господнему соизволению делаю зрячими слепорожденных, но и одного глупца я не могу сделать разумным».