Книга правды

лять по свету формулу, продиктованную ему в грезах бесчисленных Каирских ночей ангелом-хранителем Айвассом, оставит последователей глодать ее, как кость с ошметками полусгнившего мяса, брошенную гиенам, а сам двинется дальше к новым рубежам. «Я умер!* — восклицает он в Че-фалу. «Магический дневник* Алистера Кроули обрывается, «ибо нет больше на земле человека и мага, носящего это имя*. Я мысленно представил себе убогий пансион в Гастингсе, где он, поспешно дожевывая круто сваренное яйцо, готовил себе укол героина, пресыщенный своим Законом и преследуемый чужим, в лице кредиторов. Патетическая фигура в растрепанном халате, без конца муссировавшая свои изнеженные привычки и чувство вины. Престарелый кентавр, сибарит меж теней. Поздним снегом вечность стремительно таяла у него на устах — он походил больше на отупевшего Калибана, чем на Просперо. Измученная временем душа.

2

В конце тридцатых Хаксли неожиданно увлекли психотропные вещества. Альберт Хоффман уже полетел под кислотой с велосипеда, не успев еще, правда, сделать глубокомысленных выводов. Но и без него фармакологической литературы — источника вдохновения психоделических талмудисте», к сожалению, по вопросу имелось предостаточно. Эксперименты Хавеллока Эллиса с мескалином и Уильяма Джеймса с псилоцибином будоражили умы впечатлительных интеллигентов.

Берлин в то время был центром мирового наркоперебора в Европе, И Гитлер, я Геринг употребляли кокаин, а в функции СС официально входило распределение и строгая дозировка наркотиков для высших инициаций. В основу эстетики тотального уничтожения, бесчисленных казней и пыток наци положили свои ритуалы и обряды посвящения, которым соответствовали свои наркотики. Ритуальные массовые убийства в газовых камерах и печах концлагерей были обставлены так, что близко соприкасались с Черной

Мессой. Расстрел считался наиболее примитивным уровнем кайфа, ему соответствовал алкоголь и так далее… Возможности исследований казались безграничными — в лабораториях СС производилось множество модификаций психотропных препаратов, позволявших не только подавлять или контролировать человеческую волю, но и выпускать через испытуемого-медиума чудовищные силы. Условно говоря, «поиск философского камня» шел во всех направлениях — призрак одного из внутренних орденов О.Т.О стоит за ним, но это совсем другая тема, не для ушей человека разумного, поскольку затрагиваются материи сверхтонкие. Когда-то чрезвычайно была популярна идея, что, дескать, появление нацистской партии, да и начало Второй Мировой Войны — результат комбинированной идеи эфедрина и. Ницше, которой потчевали в окопах немецких солдат еще В' 1914 году. Все это, конечно, весьма поверхностно, но факт* остается фактом — первая химическая история нашей эпохи еще не написана.

3

Как бы то ни было, томимый и гонимый Желанием Хаксли напросился к Кроули пробовать мескалин. Алистер иногда принимал его, безо всяких претензий, используя экс-* перимент в числе прочих упражнений своей гедонистской* духовной практики. Хаксли, с другой стороны, жаждал подлинного мистического откровения, которое, по его глубоко-» му убеждению, могло единственно прийти от «существа ра-* зумного», столь же основательно, как и он сам, погребенного; в интеллекте. Налицо явная путаница целей, полная неопределенность предприятия, когда намерения сторон сходятся лишь в веществе. И я, Виктор Нойберг, содомит и поэт, асси v стент Кроули в «Парижских Работах», был их арбитром;* Этот памятный день они провели в моей скромной квратир-i ке над винной лавкой, обсуждая Карму. Кроули сказал: «Дл*4 меня она существует исключительно как парадокс. Не отри-з цаю, я усматривал возмездие во многих вещах, предполагаю^ щих раз и навсегда установленный порядок — качели Бытия, постоянно возвращающие к золотой середине. Но этот процесс бесконечен, действует абсолютно во всем и, таким образом, позволяет заключить, что его официальное проявление — абсурдно…»

— Что посеешь, то пожнешь, Алистер, — воскликнул Хаксли, — не в смысле какой-либо морали… Только сиюминутная мораль вызвана в той или иной степени случаем. Подобно гравитации, Немезида совершенно равнодушна. Например, если посеешь самоотупление чрезмерной тягой к деньгам, пожнешь всю нелепость унизительного положения. Получается тоже, как на качелях. Но…

— Что ты имеешь ввиду? — прервал его Кроули. — Возможно ли вообще назвать положение богатых унизительным? Разумеется, они — последние люди, которые падут жертвой именного этого порока.