Книга проклятого меча

Конечно же, да, ему сразу же стали понятны две вещи: хозяин двора на самом деле соврал ему и, что более настораживало, его ждут на болотах. С какой целью, он не мог знать. Получить камень им не удастся, пока у него в руке меч, защищающий от любого удара лучше всякого щита, и пока его рассудок свободен от навязчивой воли зеленого кристалла. Но без серьезной причины банемиды, насколько он сам знал, покидать свои болота, да еще так открыто действовать во владениях людей, не станут никогда. Если народ поймет, кто именно виноват в сожжении постоялого двора и убийстве неудачливого владельца оного, то непременно жалобы и негодование посыплются на лордов от каждого земледельца в округе… С другой стороны, лорды слишком заняты междоусобицей, чтобы еще и думать о мелких бесчинствах враждебно настроенной расы человеческих существ.

Банемиды и впрямь являлись людьми, хотя природа малость поработала над ними. Их кости были шире и прочнее, сломать какую-нибудь из них было почти невозможно, за это они расплачивались худобой (в большинстве случаев) и некоторыми неудобными, с человеческой точки зрения, элементами тела, такими как ребра на шее и короткие костяные хвосты. Зато ростом даже самый низкий из них был выше среднего человека почти на две головы. Что уж говорить о тех некоторых особях этих существ, что в высоту были выше трех метров. Еще банемида можно было отличить по глазам. Красные зрачки несвойственны людям. Во времена Разделения мира историческая родина банемидов претерпела изрядные изменения, превратившись из приятных лесов и полей в жуткие зловонные болота, сделав своих обитателей злобными и замкнутыми. Говорят, что именно фактор изменения среды обитания сделал их непримиримыми врагами своих сородичей-людей. Как-никак, Темный Чародей был человеком, и из-за него мир изменил свой образ.

Увидев улыбку на лице своего спутника, Шейпли почувствовала наиострейшее любопытство. Ей так хотелось знать всё то, что было известно ему, но докучать расспросами она не рискнула. Она знала лишь, что пошла в сторону болот не только ради острых ощущений, а из-за странного и смутного чувства долга, ей самой непонятного.

Они шли не так уж быстро, и путь одолели не столь длинный, но ее ноги уже начинали ныть. Местность изменилась. На смену равнинам пришли возвышенности и холмы. Дорога петляла и устремлялась вверх, вниз, снова вверх – и так без конца. Да еще и солнце в этот день, видимо, вознамерилось растопить льды самого Фризенхайра.

– Ладно, красавица, сделаем привал вон под тем холмом, – он указал в сторону холма, отстоящего от дороги шагов на тридцать и окруженного кустарником. – А то ты ноги стопчешь, но об отдыхе и слова не скажешь.

Она залилась стыдливым румянцем и промямлила что-то невразумительное. А может, это его обращение к ней подлило красок на ее щеки?! Она и сама не знала толком, но ей вдруг стало тепло на душе. Все-таки иной раз случайное или безразличное, но мягкое и теплое слово может сделать на некоторое время сердце легким, а душу – открытой. К тому же ее так никто не называл, а сама она себя считала дурнушкой, когда смотрела на своих старших сестер. Наверное, из-за этого отец именно ей иной раз открывал основы ведения боя. Вновь провалившись в воспоминания о былой жизни и об отце, она и не заметила, как легкое тепло покинуло ее, освободив место меланхолии и апатии…

* * *

– Как тебя зовут?

Он неспешно поднял на нее взгляд, в котором сквозил холод.

– К чему оно тебе, мое имя?! – его глаза, казалось, пытались что-то найти в ее глазах, в ее душе.

– Просто было бы справедливо и мне узнать твое имя, после того как я назвала тебе свое. Разве нет?! – она с безразличным видом принялась жевать сухое яблоко, которое выудила из своей сумки.

Он не спешил с ответом. И вовсе не оттого, что сомневался в ней. И не потому, что его имя должно было по неведомым причинам сохраняться в строжайшей секретности. А просто потому, что ему пришлось изрядно напрячь память, чтобы вспомнить его. Дело было не в возрасте и не в слабоумии, ведь лет ему было от силы около тридцати, а умом блистал он получше некоторых мудрецов. Просто за годы путешествий в одиночестве никто к нему не обращался по имени, да и он свое имя не использовал в редких разговорах с торговцами… «Как же меня зовут?!» – он напрягал память, пытаясь вспомнить жизнь до своего последнего искания сокровищ, приведшего его к Пику Холода.

– Я не настаиваю, – почувствовав его замешательство, девушка добавила: – В конце концов, я могу и дальше называть тебя просто убийцей.

– Дхорн… Да, так меня звали, – он задумчиво почесал свой подбородок.

– Дхорн?! Так ты с Земель Ллорна? – она даже не пыталась скрыть изумления.

– Да, представь себе, и в райском саду гниют яблоки…

К его облегчению, Шейпли не стала ничего спрашивать. Он бы ничего и не смог ей ответить, так как не хотел вспоминать свое детство и юношество в родной стране, стране, где закон решал даже такие вещи, как распорядок сна и потребление пищи.