Тогда йогу черным платком завязали голову, тщательно приладили тюрбан, и, взяв за руку, помощник вывел его вперед и поставил перед доской. Помощник объявил, что йог просит выходить к доске и писать на ней по-английски любые слова. Сейчас же нашлись желающие, и образовалась даже небольшая очередь спешащих написать что-нибудь на доске. После каждого написанного слова йог подходил к доске и рядом с написанным писал то же слово.
Потом помощник сказал, что можно писать на любом языке. На доске стали появляться слова, написанные по-французски, по-русски, по-арабски, по-испански. И йог медленно, старательно воспроизводил их, точно срисовывая с подлинника. Внезапно на Бомпера нашло некоторое необъяснимое желание. Он поднялся на платформу и, держа в левой руке свою записную книжку, правой взял мелок и написал больаими буквами: «Ганглорд!» И тогда среди зрителей кто-то громко, нарочито громко рассмеялся. Бомпер вернулся на свое место. А йог, вглядываясь в написанное слово, вдруг сказал громко: «Я плохо вижу!»
Это было вообще странным, потому что он и так ничего не видел в своем черном платке и в тюрбане до рта. Однако помощники сейчас же зажгли два факела, и вдруг все увидели, что действительно уже наступил сумрачный, синий вечер. В освещении факелов, теперь по разрешению йога, начали рисовать. Один почтенный старик нарисовал на доске домик, человеческую фигуру и что-то на четырех ногах, йог сказал: вижу домик, человека, а что за животное, не разберу — не то кошка, не то собака. Зрители засмеялись, йог был прав. Со стороны тоже нельзя было разобрать, что это за животное.
Между тем наступили густые сумерки. Факелы распространяли какую-то тревогу. Засветились угли давно потухшего костра перед платформой, покрытые тонкой пепельной пленкой. Два зловещих факела бросали на все красно-черные отблески.
Йог снял свой тюрбан и платок, отдышался и сказал пренебрежительно, что по раскаленной дорожке он ходить не будет, так как это очень легко, и пусть увидят, как это легко на самом деле. Сейчас вместо него пойдут его ученики, йог встал у начала огненной дорожки. Его помощники скинули туфли, и йог, протянув руку, коснулся их шеи и рук, потом плеснул воду из небольшого сосуда на их руки и ноги. И они пошли друг за другом по раскаленным голубым углям. Первый шел уверенно, тихо, спокойно. У второго посередине огненной тропы что-то дрогнуло в лице и прошла еле заметная судорога, какая бывает у человека, идущего по жнивью голыми ногами и вдруг уколовшего пятку. Но он быстро согнал с лица эту морщинку боли и благополучно дошел до конца.
Как всегда, после оконченного номера йог предлагал желающим повторить его. Так сделал он и сейчас. Только он равнодушно сказал: «Нет ли желающих?» — как звонкий, даже очень громкий голос ответил: «Я желаю!»
— Пожалуйста, — сказал йог, и, поспешно отодвинув стул, из второго ряда, вышла красивая индийская девушка, богатое сари ее сверкало в свете костра и факелов. Ее решимость была такой уверенной, что Бомперу показалось, что йог на секунду смутился, но потом он также тронул руку девушки, коснулся ее шеи и плеснул водой на ее ноги и на угли, и она прошла, гордо подняв голову. Едва она наклонилась, чтобы надеть сандалии, как из того же ряда раздался мужской голос: «И я хочу пройти!» К йогу подошел молодой индиец, широкоплечий, в черном сюртуке, в белых панталонах. Бомпер подумал, что это кавалер девушки и что если она решилась пройти, то ему будет стыдно не повторить этого. Она его засмеет, если он откажется, испугается этих сизых углей. Молодой человек прошел через огненную тропу так же уверенно, как девушка.
И вдруг Бомпера осенило, что он тоже может сделать это и что все присутствующие неизвестно почему тоже могут безболезненно пройти по углям. Но он не встал с места, потому что йог сделал знак, призывающий к молчанию, и тут все его помощники и служители расступились, и зрители увидели разверстую могилу с песчаными грудами по ее краям.
Йог сказал:
— Сейчас я лягу в эту могилу, и меня засыплют. Год назад я сделал это на юге. Там, на моей могиле, выросла трава. Я месяц пробыл в земле, пока меня откопали. Я не могу сегодня испытывать ваше терпение, чтобы вы целый месяц ждали меня здесь. Поэтому я пробуду под землей только сорок минут. Благодарю вас.
Он направился к могиле, а представитель клуба сказал, обращаясь к присутствующим:
— Очень прошу во все время этого действия соблюдать полную тишину, не шуметь и не двигаться...
Йог очень ловко и бесшумно разделся, скинул свой сюртучок, узкие штаны, снял тюрбан. На нем осталась только набедренная повязка. Ему дали простыню, чтобы песок не прилип к телу. Он влез в могилу и встал в ней. Его подбородок был на уровне земли. Он завернулся в простыню и опустился на дно ямы. Наступила тишина.