Книга Рая. Удивительное жизнеописание Шмуэл-Абы Аберво

— Я думаю, что у святых праотцев на душе полный мрак… Мне даже любопытно посмотреть на праотца Исаака. Он любит поесть, праотец Исаак. За кусочек мяса он отдаст тебе сам не знаю что[78].

— Откуда ты знаешь, Писунчик?

Писунчик удивленно посмотрел на меня:

— Ты что, забыл, Шмуэл-Аба, что мы учили в хедере? В Пятикнижии ясно сказано, что праотец Исаак сильнее любил Исава, потому что Исав всегда приносил ему с охоты кусочек мяса. А во-вторых, Шмуэл-Аба…

Писунчик задумался:

— Во-вторых, я сам видел, как праотец Исаак приходил вечером на райский луг, где пасли Шорабора, и в руке у него был кусочек мела.

— Зачем это ему понадобился мел, Писунчик?

— Этим мелом праотец Исаак нанес разметку на Шорабора. На правый бок, если не ошибаюсь. Оставил знак, что этот кусок мяса принадлежит ему и он его, даст Бог, съест, когда придет Мессия.

— Да ведь праотец Исаак слепой, Писунчик. Как он узнал, где нанести разметку?

— Уж он узнал, не сомневайся, Шмуэл-Аба, — ответил мне Писунчик. — Он вслепую нащупал самый жирный кусок и оставил знак.

Мы свернули в переулок Бал-Шем-Това. Переулок был бедный, но солнечный[79]. Здесь жили самые бедные ангелы, у которых была одна пара крыльев на всю семью. Если кому-нибудь нужно было лететь, остальные члены семьи должны были сидеть и ждать, пока он не вернется и не передаст крылья следующему.

В этом переулке рассказывают много удивительных историй. Здесь голодают и верят в чудеса. Истории в самом деле необычайно прекрасны, но голод делает свое дело, он не отпускает и частенько не дает заснуть.

В переулке играли маленькие ангелочки. Они держались за руки, водили хоровод и пели:

Тили-тили-тесто,
Ривка — невеста,
Жених ее Борух,
Денег у них ворох,
Крылышки надели,
Гулять полетели,
Ходят — целуются,
Все на них любуются,
На Ривке не тряпка —
Шелковая шляпка,
На Борухе — жилет,
Детей у них нет,
В ресторан хотели,
На папу налетели.

— Писунчик, — показал я моему другу на детей, игравших в переулке Бал-Шем-Това, — маленькие ангелочки такие бедные и перепачканные, давай спустимся и поиграем с ними.

— Да ты что, — сказал Писунчик, — забыл, Шмуэл-Аба, что мы летим к святым праотцам, чтобы послушать, что они говорят о Шораборе.

— Ну, всего на минутку, Писунчик, — попросил я моего друга, — давай только поиграем и полетим дальше.

— Нет, сейчас мы полетим, а в другой раз мы прилетим сюда и поиграем с ними, — строго сказал мне Писунчик. У меня не было выбора, и я вынужден был уступить ему.

Переулок была кривой. Нам приходилось лететь осторожно, чтобы не зацепиться крыльями.

Вылетев из переулка Бал-Шем-Това, мы повернули направо. Мы сразу же узнали улицу. Это была улица Заступников Израилевых[80]. Здесь, на этой улице, живут ребе Мойше-Лейб из Сасова[81], ребе Велвеле из Збаража[82] и ребе Лейви-Ицик из Бердичева[83]. У этих праведников здесь усадьбы. За каждым домом — вишневый сад. Сразу видно, что они не самые богатые из цадиков. Есть цадики намного, намного богаче, но и эти живут неплохо. Им не приходится заботиться о куске хлеба, и они день-деньской молятся за народ Израилев, чтобы Всевышний был к нему милостив и дал всему Израилю место в раю.

Мы огляделись и заметили среднего роста еврея в кафтане. Хотя в раю была среда, на голове у него был штраймл. Он стоял посреди улицы, задрав голову к облакам и простерши руки. Губы его что-то шептали.

— Это раввин из Бердичева, — сказал мне на ухо мой друг Писунчик. — Ребе Лейви-Ицик из Бердичева. Он, наверное, препирается с Господом. В трудный час он всегда встает посреди улицы в субботнем платье, плачет и упрекает Бога.

— Давай послушаем, Писунчик, в чем сейчас ребе Лейви-Ицик упрекает Господа.

— Хорошо, Шмуэл-Аба, — согласился мой друг. — Спустимся и послушаем одну из его молитв на «жаргоне», но помни, что надолго мы не задержимся.

— Я хочу послушать хотя бы одну молитву, Писунчик. Только одну молитву, и не больше.

Мы тихонько приземлились. Мы остановились в двух шагах от раввина из Бердичева и прислушались.

Раввин из Бердичева стоял, как было сказано, подняв руки к облакам и жаловался[84]. Его жалобы могли бы сдвинуть камни: