— Видимо, мне следует удивиться. — Мартин преобразился. Нежность в его голосе исчезла, в глазах появился недобрый блеск. Он казался бледнее обычного, точно его человеческая теплота испарилась, оставив лишь камень. — Я здесь с комиссаром, сопровождаю его на церемонии. Не знаю, зачем здесь ты, и не собираюсь расспрашивать. Мне все равно.
Ему, совершенно очевидно, было далеко не все равно.
— Ты знаешь, что в Лондоне меня арестовали?! — возмущенно воскликнула Роза.
Он промолчал в знак подтверждения.
Она вдруг догадалась обо всем и ахнула, отказываясь верить.
— Так это ты! Это ты сказал им, где меня искать? Мартин бросил тоскливый взгляд в сторону бара. Хозяин подготовился к торжествам: за стойкой выстроились штабели ящиков с бутылками пива и скотча. Роза видела, что Мартин борется с желанием залить свои чувства алкоголем; поколебавшись, он перегнулся через прилавок, вытащил из ящика бутылку виски и, вытянув пробку, глотнул.
— В чем же ты меня подозревал, Мартин? Ты сам понимаешь, что это безумие. Ты же меня знаешь.
— Мне так казалось, — натянуто ответил он. — Пока комиссар не вызвал меня и не рассказал, что на тебя кое-что есть.
— И на тебя тоже. Мы соучастники в этом преступлении.
— Дело не в нашей связи. Все гораздо серьезнее. Экберг заявил, что есть доказательства твоей измены, долгой работы против Союза. Он поставил меня перед выбором: уехать в Париж или остаться здесь, с тобой, и подвергнуться унижению. Тюрьма. Чистка. Или что-нибудь похуже.
— Так что ты пригласил меня в клуб и донес на меня в полицию. Расставил ловушку?
Мартин агрессивно выставил челюсть вперед.
— У меня семья, Роза. Четверо детей. Разве тебе не кажется, что я несу за них ответственность? Не говоря уже о моей жене.
— Твоя жена? С каких это пор ты волнуешься о Хельге? Ты же предложил мне выйти за тебя замуж!
— Я знал, что ты все равно не согласишься.
Роза вспомнила слова Бруно Шумахера: «Мартин этим и отличается: он способен и сам о себе позаботиться».
— Правда? Откуда у тебя такая уверенность?
— Ты бы не оставила своих родных: родителей, племянницу… Ты постоянно говорила о ней, ясное дело, что любишь. Она, судя по всему, милая. — Он помолчал и тихо, как бы невзначай, добавил: — Ведь это она тебя и выдала.
— Выдала? О чем ты говоришь?!
— Она гордится тобой, Роза. Она сказала, что никто больше не пишет такие интересные истории, как тетя. Школьное чтение скучное, одни штурмовики и Союз девочек. Маленькой Ханне хотелось слушать про принцесс и драконов. Волшебных, говорящих зверей. Она предложила учительнице попросить у тебя истории о стране, где нет женских каст и прочей ерунды… Илирия? Так, кажется?
Илирия… Теперь это все казалось давно забытым прошлым. Фантастическая страна под управлением милостивой королевы, с говорящими леопардами, фавнами и сказочными горшочками, которые варили еду на любой вкус. И Ханна, до сих пор живущая в мире неограниченных возможностей, еще не знающая о суровости окружающей действительности, глядящая на нее серьезными темными глазами, засунув большой палец в рот.
Оглядываясь назад, Роза поняла, что ничто другое не давало ей такого удовольствия. Она пожала плечами:
— Они поверили шестилетнему ребенку?
— Не без доказательств, конечно. За кого ты их принимаешь? Учительница, естественно, сообщила о словах Ханны, и они провели обыск у тебя в квартире. Я видел в твоем деле отчет о том, что там нашли. Целые тетради запрещенных материалов. Мечты, вырожденческие рассказы и… обо мне всякий бред.
Вот оно. Причина его гнева и боли. В дневнике Розы Мартин впервые увидел себя со стороны, увидел то, что не мог прочесть в книгах, и от ее безжалостных слов его любовь увяла и умерла.
— Что ж, значит, мое преступление в том, что я пишу. Это действительно делает меня государственной преступницей?
— Дело не только в вырожденческом бреде и поклепах на меня. Они нашли кое-что еще. Какое-то зашифрованное сообщение. Расшифровать не смогли, но поняли, что это важно. Тебя и выпустили из УБС для того, чтобы посмотреть, куда ты их приведешь. — Он замешкался, а потом вытащил из кармана машинописный лист.
Роза заметила, как у него дрожали руки, когда он протянул ей бумагу.
— Не собирался тебе это показывать, но теперь уже все равно. Выпустили вчера вечером, это разошлют по всем полицейским участкам…
Буквы прыгали у нее перед глазами. Удалось прочитать только концовку: «Допрос. Любые методы. Ликвидация».