Книга Розы

Мать ехать отказалась, предпочтя отправиться на автобусе в Оксфорд-Серкус, чтобы «посмотреть на толпу». Селия, которая с удовольствием пошла бы с ней, поддерживала этот выбор, но Роза не поверила своим ушам.

— Как ты можешь не навестить собственного мужа, мама?! — недоуменно воскликнула она. — Вы же не виделись уже больше недели. Он, должно быть, очень соскучился.

Если мать и испытала при этих словах чувство неловкости или вины, то сумела это скрыть.

— Не хочу, чтобы он переволновался. — Мать смотрела в сторону. — Папе нужен профессиональный уход, так сказал доктор. Ты даже не представляешь, Роза, как мне было тяжело.

— Но он же там совсем один, среди чужих людей. Наверное, решил, что мы его бросили.

Лицо матери приобрело раздраженное выражение.

— Роза, я люблю твоего отца, видит бог, но его беда в том, что он постоянно во все ввязывается. Просто не умеет промолчать. Ведь взрослый человек должен знать, когда нужно держать рот на замке, разве нет?

Мать неизменно приводила Розу в восхищение. Ее почти девичья красота — круглые щеки и нежная, как цветочные лепестки, кожа — напоминала о том, что во многих отношениях она так и не повзрослела. Мать ненавидела ссоры и больше всего на свете любила петь под фортепиано, слушать свою любимую радиопрограмму — «Музыка в рабочий час», листать женские журналы и решать головоломки. Кроме передачи Питера Стивенсона, она не выносила никаких разговоров о политике или, как сама выражалась, «дрязгах». Отец всегда баловал ее, как ребенка, радуя выходами на танцы или поездками на море. Однако его «приступы» все чаще нарушали ее мирное существование, и оставалось только смириться с тем, что мать в конце концов предпочла сплавить его в больницу.

Прекратив бесполезный спор, Роза неохотно включилась в обсуждение соседской вечеринки, которую Джеффри планировал так серьезно, будто ему предстояла битва на Сомме[22].

Все утро она не находила себе места от беспокойства. Неделя прошла, но докладывать комиссару было нечего. Бруно Шумахер, видимо, не сомневался, что за подрывной деятельностью стоят фриды, но даже если он возьмет кого-то с поличным, этого недостаточно, чтобы выявить зачинщиц. А если она не выдаст комиссару результатов, тот может осуществить свою угрозу и сообщить о Розе и Мартине в полицию нравов. Какие будут последствия? Не только для Мартина, но и для Селии, а возможно, даже для Ханны?

Ранним утром она начала составлять письмо.

«Результаты расследования повстанческого движения в Оксфордском вдовьем квартале

Категория: строго конфиденциально

Герр комиссар!

Направляю Вам доклад о своей командировке в Оксфорд, в связи с возможной подрывной деятельностью, — она зачеркнула «возможной» и написала «предполагаемой», — женщин класса VI. Я встретилась с некой мисс Кейт Уилсон, которая, как оказалось, знакома с книгами Мэри Уолстонкрафт и повторила в моем присутствии несколько отрывков из ее писаний. Мисс Уилсон — бывшая журналистка и, судя по всему, знает наизусть отрывки из писаний этой вырожденческой писательницы…»

Тут Розу затошнило, и она, скомкав лист, бросила его в мусорное ведро.

Дом престарелых находился в Мидхерсте, в солидном эдвардианском здании с решетками на окнах первого этажа. «Ягуар» с хрустом проехал по длинной подъездной аллее, обсаженной вязами, и остановился на полукруглой гравийной площадке. Издалека доносились тарахтение газонокосилки и запах скошенной травы, между клумбами неторопливо передвигался садовник, подрезая розы.

К ним в вестибюль вышла суровая паула в белом медицинском халате и туфлях на резиновой подошве. Короткий ежик волос проглядывал из-под ее накрахмаленного чепца, а лицо было заостренным, как хирургический пинцет. Она повела их по бесконечному коридору с одинаковыми арками дверей; от выложенного елочкой паркета исходили запах мастики и еще какой-то — неясный, но неприятно-химический.

Кругом деловито сновали врачи в белых халатах. Паулы вкатывали тележки с лекарствами сквозь распашные двери, за которыми находились палаты с рядами коек и лежащими на них мертвенно-бледными стариками. Роза вздрогнула, заметив двух санитаров, приподнявших пациента и вливавших ему в рот молочного цвета жидкость из стакана — вряд ли это было молоко.

От запахов и казенных коридоров Розу охватил смутный ужас. Почему в доме престарелых зарешеченные окна?

— Мистер Рэнсом сначала немного понервничал, но доктор выписал ему нужные препараты, и теперь все хорошо, — как бы между прочим сообщила паула. Ролло тем временем завилял хвостом и, порываясь бежать вперед, натянул поводок, царапая когтями паркет.

— Удивительно, как собаки чувствуют, — заметила Селия. — Прямо рвется туда.

— Ну и пусть себе рвется. В отличие от всех остальных, — пробормотал Джеффри, с утра отказавшийся от традиционной партии в гольф с видом страждущего в пустыне, отвергающего стакан воды.

Медсестра распахнула дверь.

— Он не очень разговорчив, но любит поразмышлять. Не так ли, мистер Рэнсом?