Книга Розы

Мне бы дежурным сказать: ребята, доведите до паровоза, на паровозе поеду. Не догадалась. А ноябрь. Руки застыли. Но держусь. Впереди меня узлы – чувалы с картошкой и всем, что набрала. Причем состав идет через «Харьков-Сортировочный», и диспетчер обещал притормозить там, чтоб я спрыгнула. А на подножке другого вагона тоже ехала женщина с картошкой. Я в шинели, она – в темно-синем пальто. Едем-едем, я стучу – никто не открывает. Она тоже стучит – не открывают. Промерзла я насквозь – ветер ледяной. Но не прыгнешь же на ходу! А поезд идет без остановки несколько станций. Вдруг с крыши вагона свешивается здоровая такая ряха и требует:

– Давай твой сидор!

– Как я тебе его подам? Ты что, с ума сошел?

А парень угрожает:

– Давай, а то убью.

Я говорю:

– Попробуй только, увидишь, что будет.

И женщину успокаиваю:

– Не бойтесь – он только пугает.

Приехали на станцию, остановились. Мы с попутчицей спрыгнули. Смотрим на крышу.

И в это время открывается дверь пятого вагона. Я – к проводнице:

– Ах ты, тварь такая! Ты почему не открыла, не пустила меня?

Показываю ей служебный билет.

– Ну, погоди, работать проводником ты больше не будешь. Вот приеду в Харьков, сразу к начальнику пассажирской службы. Найдут тебя.

А проводница оправдывается:

– Ну чего ты? Знаешь сколько хулиганов! Забежит – а у меня начальство едет. Я не могла открыть.

Глава 16 Они сражались за Родину

Есть в румынском городе Топлица (область Трансильвания) в одном из скверов мемориал. Словно солдаты в строю, встали в ряд серые гранитные обелиски. На одном из них надпись на русском: «Гвардии старший лейтенант медицинской службы Эпштейн Раиса Соломоновна. 1944».

А в моей комнате на стене – фотография сестры, красивой молодой девушки в гимнастерке. Волнистые русые волосы, счастливая улыбка, лучистый взгляд карих глаз. Раечка – это моя вечная боль. Я храню, как реликвию, и ту фотографию, где Рая запечатлена с однополчанами из 42-й гвардейской стрелковой орденов Богдана Хмельницкого и Красного Знамени Прилукской дивизии – военврачами и офицерами разведки. Один из них, статный красивый майор, застыл позади счастливо улыбающейся девушки с погонами старшего лейтенанта. Это фронтовой муж Раечки Зима И. П. Именно так, инициалами, обозначал он себя и в своих посланиях. На обратной стороне своего фото подписал: «Защитнице земли русской Рае от И. П.»

Любил ли Иван Зима ее? А разве можно было не любить мою сестренку, такую обаятельную и жизнерадостную? Сослуживцы мне рассказывали, что Рая бралась за любые операции. И когда другие хирурги отказывались, она отвечала: «Сделаем». Работала словно устали не знала. Медсестра Зинаида Сироткина, которая ей ассистировала, бывало, скажет:

– Раиса Соломоновна, ну зачем нам опять пять часов на ногах стоять? Сутки ведь без отдыха!

– Затем, чтобы людей спасать, а не за своим здоровьем следить, – отвечала Рая.

Другая сослуживица – медсестра Лида Раппопорт вспоминала:

«Когда наша дивизия шла через Южные Карпаты, все умирали от нехватки кислорода. Дышать нечем, есть нечего. Перевязочных материалов не хватает. Такие тяжелейшие условия, а Рае хоть бы что – ходит между ранеными, каждому доброе слово скажет, пошутит:

– У тебя невеста будет голубоглазая.

– Так надо ж дожить! – отвечает боец.

– Доживем. Обязательно доживем. И на свадьбе попляшем. Ты знаешь, как я умею плясать? Даже барыню.

Мы удивлялись Райке. Надо же, барыню собирается плясать, когда нет сил даже жить».

А на самом деле Рая чувствовала то же, что и все. В одном из писем она мне писала: «Розочка, когда у нас был переход через Карпаты, я думала, что это последние дни моей жизни».

С медсестрой Сироткиной я встречалась в 1945-м уже после гибели Раи. Встреча на вокзале вышла недолгой. В Харькове Зинаида была проездом, о чем известила меня телеграммой. Но меня задержали обстоятельства – вызвали в канцелярию округа, стенографировать прием чешского короля Михая. Он начальнику округа тогда матриссу подарил – передвижную железнодорожную скоростную единицу, отделанную с королевской роскошью. На ней только Кривонос ездил, начальник Донецкого округа, бывший машинист, который вторым после Стаханова рекорд поставил – провел тяжеловесный двойной состав.

В общем, когда я добралась до вокзала, до отправления поезда у Сироткиной оставалось двадцать минут. Я спросила Зинаиду, кто посылает отцу по аттестату 800 рублей? Рая, пока жива была, высылала 400. Но ее больше нет, а деньги приходили, да еще вдвое больше.

– Да Ванька, наверное, – ответила Зинаида.

Эту версию чуть позже подтвердила и другая сослуживица Раи – Лида Раппопорт.

Иван Зима находился на задании, когда Раиса погибла и когда ее хоронили. А вернувшись, спросил как-то буднично:

– Что, Раиса погибла? – словно речь шла о совершенно постороннем для него человеке.

А на расспросы сослуживцев: «Почему так спокоен?» отвечал: «Война есть война».