Книга Семи Дорог

Мефодий метнул пилум. Оторвавшись от его руки, копье прочертило в воздухе дугу, прошло сквозь туман и безвредно вонзилось в землю. Оставленная им борозда в теле гиганта быстро затянулась.

– Пуф! Надеюсь, за копьем ты побежишь сам, – прокомментировал Чимоданов.

Гигант стал медленно подниматься. Внутри его громадного тела что-то задрожало и стало складываться в вихрь. Послышался тихий свист, который, набирая силу, переходил в рев.

– Кажется, Привратник рассердился, – дрожащим голосом сказал Евгеша.

Дафна поднесла к губам свирель. В свисте вихря маголодия вышла неразличимой. Из семи тростинок вырвалось семь струй огня, в разных местах вонзившихся в чудовище.

Вихрь ослаб. Монстр стал расширяться, терять очертания. Но в этот момент маголодия оборвалась, исчерпав длительность. Струи огня погасли. Монстр мгновенно сгустился. Внутри полыхали грозовые вспышки. Варвара упала от ветра, потом снова вскочила и снова упала.

– Одной маголодии мало! – Дафна перекрикивала ураган. – Нужны еще две! Огонь расширяет. Лед заставляет сузиться. Земля притягивает.

Прасковья, которая уже лежала на животе, вцепившись в траву, чтобы ее не сносило, кивнула и стала искать, куда откатилась ее флейта. Нашла и поползла к ней. Сложнее оказалось с запаниковавшим Мошкиным, который, не слыша слов Дафны, удирал вниз по склону. Мефодий догнал его и поволок за собой. Когда они вновь оказались на холме, все уже ревело и дрожало. Привратник тянул клубящуюся вихрем руку. Дафна сдерживала его одиночными маголодиями. К ней присоединилась Прасковья и последним Мошкин, длинную флейту которого забило песком.

Там, где маголодии огня и льда встречались, в воздухе что-то трещало. Огонь замерзал, оставаясь огнем, и разбрызгивался краткими всполохами и искрами. Протянутые руки чудовища походили на столбы льда, чудом держащиеся в воздухе. Привратник шатался: у него внутри пылал лед, один глаз тоже горел. Снизу его затягивала разверзающаяся земля.

Он покачнулся, упал на колени. Что-то в нем обломилось, пошло трещинами, и пылающая, охваченная огнем громада обрушилась на вершину холма.

– Привратник тихо скончался, – прокомментировал Шилов.

– А тебе хотелось, чтобы громко? – ляпнул Чимоданов.

В тот же миг отделившаяся от туловища огромная голова взорвалась и лопнула, скатившись на них. Прасковья не удержала его ледяной маголодией. Их разметало. Меф понял только, что его поднимает над землей, а затем с огромной силой ударяет о нее. На краткое мгновение он увидел спину Чимоданова. Тот пытался скатиться с холма, но не успел. Ледяной взрыв настиг и его.

Буслаев ощутил, как загорается и замерзает в одно и то же время. Шилов успел выкрикнуть что-то лихорадочно, показывая в сторону башни. К чему он привлекал внимание, Меф узнал позже. Пока же утратил все чувства, мысли, желания и провалился куда-то. Когда несколько минут, или часов, или веков спустя он сумел открыть глаза и перевернуться на живот, вокруг все было покрыто коркой пылавшего льда. Маг привстал на локтях, стать искать глазами копье и снова опрокинулся на живот – руки не держали, голова кружилась. Казалось, что и она пылает, как все вокруг.

Потом Мефодий увидел ноги. К ним кто-то неспешно поднимался. Рекзак Монеест шагал первым. Широко, уверенно, на полную стопу. В руке у него был тяжелый топор. За ним, придерживая длинную мантию и наступая на те участки, где не было огня, брезгливо пробирался длиннобородый Уст Дункен. Жирный Тавлеус Талорн пыхтел последним, часто вытирая лоб. Подъем очень его утомлял.

– Они идут по песку, по болоту, по лесу… Ко мне или не ко мне! С ними ползут крокодилы… или змеи… Хотят разрубить, задушить, разорвать, утопить, – точно в бреду, бормотал Мошкин.

Топор в руке у Рекзака превратился сначала в веревку с петлей, затем в мясорубку и, наконец, в привязанный к веревке камень. Покачнувшись, он задел некромага по колену. Тот поморщился от боли, сердито дернул длинным подбородком, и веревка вновь стала топором.

– Они хотят нас распилить, зарядить в катапульту! К нам тянутся ядовитые лианы, по ним ползут скорпионы, – бубнил Евгеша.

Что-то погладило Тавлеуса по спине. Толстяк, отдуваясь, повернулся. Ядовитая лиана. Он трусливо отскочил и упал, споткнувшись о катапульту, рядом с которой завывала циркулярная пила.

– Уберите этого идиота! Он ни в чем не уверен!.. Наш мир не знает, какой облик ему принимать! – Уст щелкнул пальцами. Мошкин ощутил, что язык во рту стал огромным и раздувшимся, как те синие мертвые коровьи, которые видишь на рынке в мясном павильоне.

Покачивая топором, львиногривый переводил взгляд с Мефодия на Дафну, прикидывая, с кого начать. Буслаев попытался приподняться. Он знал, что до копья не добраться, но надо хотя бы отвлечь их от Дафны. Рекзак шагнул к нему. Ленивый толчок сапогом в лицо, разбивший губы, и Меф упал на спину. Он лежал, зная, что никогда уже не поднимется, и смотрел не на медленно поднимающийся топор некромага, а на небо.

– Лови! – заорал кто-то.