Книга Сердца, обвитого Змеем, или Книга LXV

Аменти — Запад — Место Смерти — это сторона света, соответствующая Осирису в его ипостаси Умирающего Бога, то есть, на современном жаргоне, «Иисусу». Для нас «слово Греха — ограничение»³⁶⁷. Единственно возможное «зло» — это препятствия на пути Воли. Для рабов «Иисуса» же, напротив, едва ли найдется хоть одно действие, по природе своей чистое от «греха». Даже _ввся наша праведность — как запачканная одежда»^369370371. «Нет праведною ни одного»⁷, и т.д., и т.д., ad nauseam — et praeter^}! Таким образом, для нас «Иисус» — источник и первопричина всего мыслимого «зла», ибо он синонимичен идее Ограничения на всех планах. Христианская концепция греха как воли естественного человека, «Ветхого Адама», — основа всех внутренних конфликтов и нравственной неполноценности. Правда, некоторые авторы, именующие себя христианами, провозглашали антиномианство^372373374; но ортодоксальная церковь всегда осуждала их; очевидно, что подобные учения подразумевают пантеизм. Софизмы Павла вполне наглядно демонстрируют, до какой степени приходится лгать самому себе хотя бы для того, чтобы мысленно преодолеть дилемму, заложенную в тезисах о том, что «Спасение» освобождает от «Греха» и что «Святой» нравственно обусловлен «законами Божьими». Нижеследующие выдержки показались бы смехотворными, если бы ход Истории не выявил всю их нечеловеческую жестокость:

Имеется в виду, что в следующие далее выдержках из «Посланий» Павла взял за образец Фома Аквинский. На этих софизмах зиждились многочисленные преступления против человечества, которые совершали на протяжении веков христианские церкви. Разумеется, всякий народ имеет такое правительство, какого заслуживает, — и, соответствен©, такого Бога, какого заслуживает. Может показаться невероятным, что люди способны уверовать в такого Бога, который вещает им с высокой горы только для того, чтобы навязать им кучу запретов. Но многим это удавалось, а некоторым удается и до сих пор. Первородный грех? Нет! Первородная тупость!

..мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона. <...> Итак, уничтожаем ли мы закон вероюt Никак, но закон утверждаем. <... >

Что же скажем? оставаться ли нам во грехе, чтобы умножилась благодать? Никак. Мы умерли для греха: как же нам жить в нем? <...>