Книга шахской славы. Часть 1

Поскольку у лука нет другого свойства, кроме как повелевать, он подарил трем старшим сыновьям лук как символ царской власти. Стрелы же, у которых нет иного выхода, кроме как повиноваться, служить, все время стремиться туда или сюда, как посол, он отдал трем младшим сыновьям, он подарил их в знак подчинения и повиновения старшим сыновьям, на которых пал жребий царской власти.

По завещанию Огуз-хана власть утвердилась за ветвью Бузука. Слава о могуществе, величии их (сыновей) запечатлелась в сердцах; [Огуз-хан] держал яркий факел единства на их пути, разгоняя тьму, порожденную склонностью [их] к вражде.

Когда птица души Огуз-хана выпорхнула из клетки тела и села на крепостной зубец [с надписью]: «Вернись»[275], тогда взлетела [птица] Хумай власти Кун-хана и спрятала яйцо державы под крылом победы.

В течение семидесяти лет он держал в прибежище покровительства, под густой сенью милости различные слои населения, которые были отданы [ему] на хранение богом, и ни одно чуткое ухо не слышало вести о тирании, ни один человек не видел притеснения.

О распределении умным и добрым везиром власти и имущества между сыновьями Кун-хана и о прекращении ссоры между ними

После его отца (Огуз-хана) остался умный, рассудительный везир, украшающий мир. Его звали Урйанкикит Иркил-ходжа. /19а/ Перо судьбы писало ему буквы событий, перед ним раскрывались события из черновиков ночей и белизны дней. Лица скромных женщин, скрытые за завесами неизвестности, без тени сомнений и смущения являлись перед зеркалом его лица, сияющего, как солнце. Распутывание растрепанных кудрей невест мыслей и красавцев первенцев [идей] было [посильно] и свойственно лишь кончику его пера, разрешающего трудности.

Месневи

Везир мудрый, с ясным умом,

[В заботах] о государстве [неутомимый], как юноша, рассудительный, как старец.
Его руке и сердцу было чуждо притеснение,
Благодаря его уму яд был противоядием.
Благодаря ему был светел лик судьбы,
Благодаря ему были украшены корона и трон.

Этот рассудительный везир, со светлым умом, яркими, как солнце, помыслами, у подножия трона, достойного халифа, государя — покорителя мира Кун-хана, однажды заявил следующее: «Слава о покорившем мир хакане Огуз-хане, о могуществе его [разошлась] по всем странам и дошла до чуткого слуха ангелов на небе. Слух о нем распространился по [всему] миру, слава о силе его, покорившей мир, разнеслась повсеместно. Он ввел все просторы земли под свою власть, овладел миром, полным сокровищ и богатств. Он оставил полную казну, разного рода имущество, вьюки с товаром, всевозможные ткани без числа и счета, много всякого скота и коней. Теперь у этого неба величия и счастья шесть благословенных сыновей и 24 чистые ветви. Представляется наилучшим определить тебе долю каждого в собственности и имуществе и отличить одного от другого именем и званием, чтобы они не избрали путь вражды и ссор из-за притязаний на власть и имущество, претендуя на величие и независимость, не стали бы на путь войны и сражения». Поскольку приятные слова везира были [как бы] другом для души, утешением сердца, Кун-хан выслушал [их] ушами согласия. По его непреложному приказу Иркил-ходжа с твердым намерением [стать] исполнителем дела, направленного ко благу, с решимостью быстро [его] осуществить приложил все свое старание для исполнения этих важных дел. Чтобы претворить в жизнь это намерение, он проявил исключительное старание. Для упрочения этого предприятия он (Кун-хан) сделал так, чтобы законы его не были подвластны превратностям изменчивой судьбы. В отношениях между ними (сыновьями) он установил такие принципы и правила, что даже теперь потомки считают [для себя] обязательными свои названия и прозвища, дороги[276], места[277], тамги[278], инкуны[279], вплоть до того, что знают, какая часть овцы станет их долей[280], какая птица является [их] инкуном. Ни в одном поколении не противоречили установленным обычаям, не посмели изменить существующие правила. Из этого сильного племени вышло очень много могущественных государей, счастливых монархов, которые украсили землю /19б/ нарядом справедливости и правосудия, убором верности и правоты, уподобив [ее] высочайшему раю. Однако поскольку на страницах времени, на листах дней и ночей не сохранились письмена с упоминанием этого достойного сонма людей, то пальцы считающих при всем старании[281] не смогли найти средства [для определения] числа и счета их (т. е. государей). Поскольку узлы [их] запутаны, [как] завиток кудрей, то умные, проницательные люди не могут развязать [их] ногтями быстрых мыслей.