Никто не может предугадать, какую роль ДТС будут играть в будущем, и никто не может с уверенностью предсказать политику в отношении криптографии через десять лет. Впрочем, я полагаю, что в ближайшем будущем первоначально победят в споре сторонники шифрования, главным образом потому, что ни одна страна не захочет иметь законы, направленные против шифрования, которые препятствовали бы электронной коммерции. Однако, окажись такая политика ошибочной, — всегда возможно поменять законы. Если бы случилась серия террористических злодеяний и сотрудники правоохранительных органов смогли бы доказать, что прослушивание телефонных переговоров предотвратило бы их, то в правительствах быстро бы снискала симпатию политика депонирования ключей. Всех, кто пользуется стойким шифрованием, заставили бы депонировать свои ключи у эскроу-агента, и, соответственно, любой, кто отправит зашифрованное сообщение с недепонированным ключом, окажется нарушителем закона. Если наказание за шифрование с недепонированным ключом будет достаточно суровым, сотрудники правоприменяющих органов смогут вновь обрести контроль. Позднее, если правительства злоупотребят доверием, касающимся системы депонирования ключей, общество потребует возврата к криптографической свободе, и маятник качнется назад. Короче говоря, нет причин, по которым мы не сможем изменить свою политику и приспособить ее к требованиям политического, экономического и общественного климата. И кого общество будет при этом бояться больше — преступников или правительства, — окажется в этом случае решающим фактором.
В 1993 году Фил Циммерман оказался объектом расследования Большого Жюри. По утверждению ФБР, он экспортировал военное снаряжение, поскольку поставлял враждебным государствам и террористам программные средства, в которых те нуждались, чтобы обойти полномочные органы правительства США. По мере того как тянулось расследование, все больше и больше криптографов и борцов за гражданские права стремилось поддержать Циммермана, учредив международный фонд для финансирования его юридической защиты. В то же время пришедшая к нему в результате расследования я ФБР известность способствовала росту популярности PGP, и детище Циммермана стало распространяться через Интернет еще быстрее; как-никак, эта программа шифрования оказалась настолько криптостойкой, что напугала даже федералов.
Первоначально Pretty Good Privacy выпускалась второпях, и потому программа была не настолько отшлифованной, как могла бы. Но вскоре стали раздаваться настойчивые требования доработать PGP, хотя было ясно, что продолжать работать над программой Циммерман не в состоянии. Вместо него за модернизацию PGP взялись специалисты по разработке программного обеспечения в Европе. Вообще говоря, отношение европейцев к шифрованию было — да и остается по сей день — более либеральным, и не возникало никаких ограничений по распространению европейской версии PGP по всему миру. К тому же спор о патенте RSA в Европе не возникал, поскольку патенты RSA за пределами Америки не заявлялись.
И три года спустя после начала расследования Большим Жюри Циммерман все еще не был привлечен к суду. Случай оказался запутанным из-за характера самой PGP и способа, которым она распространялась. Если бы Циммерман установил PGP в каком-нибудь компьютере, а затем отправил бы его в страну с враждебным режимом, то доказательства против него были бы просты, так как ясно, что он был бы виновен в экспортировании работоспособной системы шифрования. Если бы он отправил диск, содержащий программу PGP, то этот физический объект мог бы рассматриваться как криптографическое устройство, и опять-таки доказательства против Циммермана были бы вполне весомыми. С другой стороны, если бы он распечатал компьютерную программу и экспортировал ее в виде книги, никаких аргументов против него уже нельзя было бы выдвинуть, поскольку в этом случае считалось бы, что он экспортирует знания, а не криптографическое устройство. Однако напечатанная документация может быть легко отсканирована, а информация введена прямо в компьютер, что означает, что книга столь же опасна, как и диск. В действительности же Циммерман передал копию PGP «другу», который всего лишь установил ее на американском компьютере, а тот, так уж случилось, оказался подключенным к Интернету. После чего враждебный режим вполне мог переписать ее. Так был ли Циммерман действительно виновен в экспортировании PGP? Даже сегодня продолжаются споры по правовым вопросам, относящимся к Интернету. А уж в начале 90-х годов ситуация была вообще неясна.