Йосель положил другую ладонь на другое плечо Рохели и отвел большой палец, касаясь им ее ключицы, нежной как веточка.
– Боже милостивый…
Желание переполнило Рохель.
– Идем за мной, – прошептала она, беря Йоселя за руку и повлекла еще глубже в лес, уверенно двигаясь по молочно-липкой траве и золотарнику, голубым люпинам, через кусты дикой розы и сплетения виноградной лозы. Быстро и решительно, поднимая юбку, чтобы не зацепиться за шипы, Рохель вела Йоселя в глубь леса, где царила тенистая прохлада. Вскоре они оказались там, где деревья росли совсем близко друг к другу, а кусты были так густы, что кругом было почти черно. Пробивая себе дорогу сквозь плотную зелень, Рохель стремилась все дальше, через подлесок, ломая мелкие веточки. Наконец они добрались до такого места, где ветви деревьев переплетались, образуя нечто вроде пещеры. Кругом царила полная тишина, если не считать козодоя, время от времени испускавшего жалобный крик.
– Здесь, – сказала Рохель, утягивая Йоселя вниз и заползая в полость под густыми зарослями ежевики.
Йосель сумел с хрустом забраться туда и лечь рядом с ней. Рохель стянула с себя головной платок и задрала юбки. Йосель старался не слишком на нее налегать, ибо боялся ее раздавить. Входя в нее, он еще больше боялся причинить боль, но ее тело плотно его облегло, а ее влагалище, подобно идеальной бархатной сумочке, вобрало в себя его детородный орган.
– Ох нет, Йосель, не останавливайся, никогда, никогда.
Когда голем выплеснул семя, ему показалось, будто все его тело, вся его сущность втекли в ее лоно.
Они долго лежали бок о бок, держась за руки, в своем шалаше, пока не поняли, что лежат в лесу; по-прежнему был день, и кричал козодой. Тогда Рохель села, ее юбки были все еще задраны до пояса, и обильное семя Йоселя вытекло из нее, образовав маленькую лужицу. По ту сторону их укрытия солнце, просачиваясь сквозь лиственную решетку, падало на землю квадратиками, треугольничками и неровными кусочками, точно битое стекло, рассыпанное по темной лесной почве. Пчелы, украшенные безупречно ровными полосками, – миниатюрная армия в пушистом обмундировании – зависали над крошечными голубыми цветочками. Земля благоухала плодородием. И мир Юденштадта – в сущности, просто ряд деревянных строений, наваливающихся друг на друга, сгибаясь над темными проулками и единственной булыжной улицей, с купальней в одном конце и синагогой в другом; мир, где находилась сырая комнатенка Рохели с одним столом, двумя стульями, очагом и соломенной постелью – он был так далек, что словно и не существовал.
– Йосель, я должна тебе что-то сказать. Что-то очень важное.
И тут до них донеслись голоса дочерей Перл.
– Рохель, Рохель!
– Ох нет…
Рохель выбралась из укрытия, встала и встряхнулась, как животное после купания.
– Йосель… – она потянулась вниз. – Йосель, я должна идти.
Он отпустил ее. Рохель отвернулась, подхватила свою корзину и бросилась бежать.
– Мы искали тебя, Рохель, – были первые слова Лии.
– Ты заблудилась? – спросила Зельда.
– Наши мужья нас ждут, – сказала Мириам. – Карел будет здесь со своей телегой, чтобы забрать нас домой.
– Не слишком ты много грибов собрала, – заметила Лия. – Чем же ты занималась?
Из кустов Йосель наблюдал за тем, как четверо женщин выходят из леса на просторную лужайку. Вскоре они сели, поудобней пристраиваясь на траве и вытягивая ноги. Затем женщины достали из корзины свой ужин – хлеб и воду, немного сыра и инжира.
– Смотрите, смотрите, а вот и здоровяк-голем, – сказала Лия, старшая из сестер.
Поднимаясь вверх по холму, Йосель кивнул им с вежливым безразличием.
Мириам захихикала, но все опустили глаза, не желая встречаться с големом взглядом, ибо это было недостойно замужних женщин, а Зельда была обручена.
– У него ручища толщиной с мою голову, – сказала Лия, когда Йосель скрылся из вида.
– Нет, Лия, с твой живот.
– С твой живот, Зельда.
– Волосы падают ему на лоб, а там впечатаны буквы.
– Какие буквы? – спросила Рохель.
– Ты что, забыла? Рабби оставил их там, когда его делал, – объяснила Мириам.
– Надпись звучит как «Истина», но если убрать одну букву, то получается «Смерть».
Лия гордилось своей осведомленностью. Мать научила ее читать, а она в свою очередь научила сестер.
Рохель ощутила, как мурашки ползут у нее по спине.
– Лия, ты сказки рассказываешь? Ведь это одни только слухи.
– Нет-нет, это правда, – подтвердила Мириам. – Я тоже об этом слышала. И он скоро умрет.
У Рохели замерло в груди. Как же она смогла не заметить букв? Как-то Зеев говорил ей об этом, но она давным-давно выбросила все из головы. Это просто не могло быть правдой. Или, возможно, когда-то это было правдой, но не теперь.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что, Рохель Вернер, мне рассказал об этом мой муж.
– А что, Лия, ты веришь всему, что рассказывает твой муж?
– Конечно, я верю моему мужу, Рохель Вернер, и ты бы очень хорошо поступила, если бы стала верить своему.