– Холодная. А ты знаешь, что там, внизу, под замерзшим илом, есть рыбы, и с весенней оттепелью они вырываются на свободу? Можешь себе представить? Я знаю, можешь. Вот они твердые как доски, а затем чуть изгибаются, начинают вздрагивать – и вот, пожалуйста, снова плывут по реке. Совсем как парад паяцев, который как раз сейчас уходит из города. Однажды я видела карнавал. Конечно, мне не разрешали смотреть, но я была маленькой девочкой, и мой друг взял меня посмотреть. Один мужчина ехал задом наперед на осле – говорили, он рогоносец, хотя я не уверена, что это значит. Еще там был медведь на привязи из Московии. А ты знаешь, что моя мама и бабушка пришли из России?
Рохель ничего не могла с собой поделать – она еще ни разу в жизни так безудержно не болтала.
– Да. Понимаешь, я ужасно сочувствую тем паяцам, безруким и безногим, той девушке, что обращалась к Деве Мириам. Ведь она была сумасшедшая. Понимаешь? – глядя на него снизу вверх, она с трудом сглотнула. А он кивнул. – Это встречается чаще, чем ты думаешь, сумасшествие. Я слышала… – тут она понизила голос до шепота, – что император безумен.
Потом она вдруг прыгнула на валун неподалеку от берега, раскинула руки в стороны и стала раскачиваться.
– Я птица! – воскликнула она. – Я могу летать.
И перепрыгнула на другой валун.
Йосель отрицательно помотал головой. Нет, ей не следует так прыгать с камня на камень.
– Смотри на меня, Йосель, – и Рохель взмахнула руками. Еще прыжок.
Она взглянула прямо ему в глаза, улыбнулась, еще миг покачалась туда-сюда. А в следующую секунду потеряла равновесие, поскользнулась и с внезапно громким всплеском упала в реку. Темные воды сомкнулись над ней.
Йосель громко застонал. Четыре шага – и он уже стоял в реке. Сунув руку в ледяную муть, он нащупал ткань ее юбок, затем ее ногу. Затем талию. Потянулся к ее плечам, ухватил Рохель и вытащил из воды. Она отплевывалась, билась у него в руках как пойманная рыба, а затем вдруг вся задрожала – так страшно, что зубы ее застучали.
«Боже милостивый! – взмолился Йосель. – Боже милостивый!»
Быстро выбравшись с ней на берег, он огляделся в поисках подмоги, но вокруг не было ни души, если не считать нескольких рыбаков в лодках дальше по реке. Губы Рохели уже начинали синеть. Тогда, ни о чем не задумываясь, лишь прижимая ее к груди, Йосель побежал. Он мчался во весь дух, ничего перед собой не видя. Вдоль берега реки, вверх по улице к Юденштадту, в ворота Юденштадта – и вот уже одним могучим пинком распахивает дверь в дом Зеева.
– Господи! – вскричал Зеев. – Что случилось?
Йосель быстро уложил Рохель поближе к очагу и принялся срывать с нее мокрую, замерзшую одежду. Сперва верхнюю юбку, перепачканную тиной и илом, затем нижние юбки, которые липли к ее ногам. Зеев подбежал к кровати, сдернул с нее покрывала и быстро принес их к очагу. Йосель тем временем насухо растирал ноги Рохели. Он пытался отвести глаза, но вновь, как и тогда в купальне, не смог не заметить той цветущей лужайки, что скрыта от взглядов посторонних. Двое мужчин быстро обернули ноги Рохели сухим бельем.
– Я сбегаю за лекарем, – сказал Зеев. – И добуду немного «живой воды», чтобы разогреть ей кровь.
Тут в комнату стали заходить женщины, которые видели, как Йосель бежал по Юденштадту, но не смогли за ним угнаться.
– Уходите, уходите, – Зеев поспешно выталкивал их обратно. – Ступайте домой.
И, резко захлопнув дверь, убежал, оставляя Йоселя и Рохель наедине друг с другом.
Йосель снял с Рохели плащ, который по-прежнему был завязан у нее на шее, развязал шнурки, крепившие ее корсаж, и отстегнул рукава. Теперь на ней осталась только сорочка, вся мокрая, он быстро стащил ее с Рохели через голову. Ее груди казались маленькими, когда она лежала на спине, зато соски цвели, как розы в конце лета, словно жили собственной жизнью. Йосель не мог отвести глаз. И тут Рохель вздохнула, и цветки закрылись, превратившись в розовые бутоны. Рохель открыла глаза, поморгала, затем огляделась. Она поняла, что лежит на полу у себя дома. И они с Йоселем совсем одни.
– Йосель.
Он держал ее голову у себя на коленях. А затем поднял Рохель, набросил ей на плечи покрывало и повернул лицом к себе. Взял полотенце и принялся растирать ее слипшиеся от тины волосы. Послюнил край полотенца и начал отчищать грязь. Волосы у нее были еще короче, чем у него, и стояли торчком по всей голове.
– Когда я была под водой, мне показалось, будто я увидела рыбу.
И тут Рохель вспомнила воду миквы, воду в голубом тазу, в котором, как она себе воображала, ее купала мама, все свои слезы за всю жизнь. Она барахталась под водой. Поверхность казалась далеко-далеко. Даже не задумываясь о том, что она делает, Рохель сбросила со своей груди покрывало. И Йосель не смог отвести взгляда. Он все смотрел и смотрел.
Тогда она взяла его за руки и потянула к себе.
– Вот так, – сказала Рохель, показывая ему, как ее гладить. Затем она закрыла глаза и запрокинула голову. Рот Йоселя последовал за его пальцами. Он стал целовать ее шею, плечи, груди, а затем и ее губы.
– Не останавливайся, никогда, никогда.