Книга сияния

Раввин пригляделся к Йоселю. Гигант просто стоял позади остальных, ни на что не глядя, сложив перед собой ладони.

– Разве я не попросил всех мужчин удалиться?

Рабби Ливо вздрогнул. Он поймал себя на мысли, что подумал о Йоселе как о мужчине.

– …А женщин я просил помочь.

Дочери раввина теперь толпились в комнате, не зная, чем им заняться, с ужасом озираясь и недоумевая, как можно жить в таком убожестве.

– Спасибо вам всем, – пробормотал Зеев.

– Принесите теплую одежду!

Младшая из дочерей, Зельда, выбежала за дверь.

– Кроме того, ей нужны свежие простыни и покрывала. Лия, Мириам, идите с вашей сестрой и принесите сюда сухое белье. – Усталый и возмущенный, рабби Ливо резко обернулся: – Итак, не будут ли мужчины так добры удалиться?

Один за другим мужчины покидали комнату, но далеко не ушли, а столпились на улице, сбившись в кучку, чтобы не озябнуть. Лишь Йосель с поникшей головой пошел через кладбище, направляясь к прачечной во внутреннем дворе дома раввина. На кухне Лия и Мириам уже поставили на огонь солидных размеров котел с супом и приготовили небольшую кастрюльку. Зельда несла кипу одежды и покрывал.

Надо было видеть, как церемонно сестры вошли в комнату Зеева. Они очень гордились тем, что облагодетельствовали Рохель.

– Зельда принесла сухую одежду, которую мы можем тебе одолжить, – объявила Лия с такой помпой, как будто это были самые роскошные наряды на свете, а не обноски из мешка со старьем, которые они собирались продать Карелу. – А Мириам захватила немного супа.

Капуста и морковь, вкусные луковицы – словом, вся гуща осталась в котле. А с собой они принесли только отвар.

Рохель, которая по-прежнему сидела на полу, внезапно встала и позволила покрывалу упасть.

– Стыдись, Рохель, – выдохнула Перл, ибо даже в купальне женщины всегда держали в руке кусок ткани.

– Ты постыдно худа, – подхватила Лия. – На твоих костях совсем нет плоти.

– Все мы женщины, – сказала Рохель. – Просто женщины.

Собственные поступки приводили Рохель в смущение… и тем не менее она была откровенно счастлива. Она даже не могла вспомнить, когда была так счастлива. Разве что в вечер своей свадьбы, когда возвысилась в глазах окружающих и слегка опьянела от вина.

– Да, мы женщины… – заметив в Рохели какую-то странную перемену, Перл быстро сплюнула на пол, отваживая Дурной Глаз – ибо кто знает, какое несчастье может навлечь такая красота? – Однако, Рохель Вернер, мы должны помнить, откуда мы вышли и куда возвратимся.

– В прах, – добавила Мириам.

Рохель натянула слишком просторную нижнюю юбку, исподнюю рубашку, потом верхнюю юбку и корсаж. Затем покрыла голову большим платком.

– Так-то лучше, – Перл налила немного жидкого супа в миску для Рохели, и та, прежде чем поесть, умыла руки и произнесла молитву.

– Ешь и будь сильной, – сказала Перл.

– А где Йосель? – спросила Рохель. – Куда он пошел?

– Домой, – ответила Перл.

– Он спас мне жизнь.

– Он там оказался, за что ему спасибо. И у него большие руки – разве он позволил бы тебе утонуть? Но что ты делала у воды, Рохель, без мужа – могу я спросить?

– Смотрела шествие паяцев, – объяснила Рохель.

– А, понимаю. Значит, тебе тоже надо было подурачиться, верно?

– Мне придется сделать что-то особенное, чтобы его отблагодарить.

– Йоселю хватает еды, – сказала Перл.

– Как знак благодарности.

– Обойдется без благодарности, Рохель. Ступайте, дочери мои. Следи за собой, Рохель.

Тем же вечером, но позже, когда все удалились, жизнь как будто снова вошла в прежнюю колею. В комнате стало очень тихо. Рохель сидела на стуле, не сводя глаз с пламени в очаге. Зеев, расположившись напротив нее, доедал суп. Если не считать ее одежды, которая сохла на веревке у очага, ничто не напоминало о том, что случилось утром. Но в мыслях Рохели комната по-прежнему была полна Йоселя, и яснее всего она слышала собственный голос: «Не останавливайся, никогда, никогда». Как она могла такое сказать? Как она могла такое сделать? Кто же она такая, раз больше не знает саму себя? И все же… И все же Рохель чувствовала себя такой бодрой, такой радостной, словно до сих пор ее жизнь тянулась в тяжелом отупении полусна. И руки ее были словно в перчатках, и кровь текла медленно, глаза оставались закрыты, дышала она неглубоко, сердце почти переставало качать. Рохель была одной из тех рыб, что замерзли в реке, а теперь пришла весенняя оттепель.

– Скоро Песах, – сказал Зеев.