Книга скворцов (журнальный вариант)

— Если и так, я избавил его от пустых мучений, — возразил госпиталий. — Представь, что он вдался бы в исследование своих историй, чтобы установить, что там случилось на самом деле: попадись ему, к примеру, Секст Кондиан с его головами, это было бы похуже и лернейской гидры.

— Это кто такой? — спросил келарь.

— Секст Кондиан был сыном прославленного полководца Максима, — сказал госпиталий. — Услышав, что отец его казнен по приказу императора, он не стал ждать своей участи, а набрал в рот заячьей крови и сел на коня. Дело, как замечают историки, было в Сирии.

— А это почему-то важно? — спросил Фортунат.

— Вот уж не знаю, — отозвался госпиталий. — Может, в Сирии такая пропасть зайцев, что их можно зачерпывать, высунув руку из окна, или же это потому, что сирийцы славились особенным легковерием; я склоняюсь к последнему из-за истории, которую слышат от аретинцев. Один брат-минорит шел однажды пустынной местностью близ Борго ди Сан Сеполькро и заночевал в каких-то развалинах, а когда было к полночи, туда явились два сильных беса. Один был неустанным пахарем сирийских краев, где он входил и в христианские, и в языческие сердца, как в ворота Акры, и возделывал их в поте лица, уповая на богатый урожай, а другой жительствовал в Падуе и приложил много усилий к тому, чтобы Баккильоне впадала прямиком в Ахеронт. Они заспорили, кто из них преимуществует во славе, и разгорелись до ожесточения: сириец исчислял имена мужей, наследовавших вечную погибель благодаря его расторопности, и городов, обращенных его рачением в развалины, падуанец же не отставал, ставя себе в заслугу жизнь и деяния тех, о ком пишут в хрониках, а об успехах своего товарища отзывался, как Тит Фламинин: «Это-де все сирийцы». — «Без толку все наши споры и доводы, — сказал один. — Этак мы ни до чего не добьемся, лишь вконец разругаемся; нужен кто-то, кому мы могли бы доверить нашу тяжбу». — «Нет ничего проще, — отвечал другой. — Вон там в углу прячется минорит, делая вид, что сон его сморил: вытянем его, пока он не помер от страха, и пускай судит меж нами по справедливости». Мигом они, как карася, выдернули минорита из камней, в которых он скорчился: видя перед собой горящие глаза и клыки хуже кабаньих, он уже вручил свою душу Господу, однако бесы завели с ним, как умели, учтивый разговор, прося пособить их затруднению. Тогда он приободрился и велел им отчитаться в своих делах по совести, ничего важного не упуская и не присчитывая, а сам между тем ломал голову, как ему ублаготворить обоих, ибо. если он присудит победу одному, другой его не помилует. Когда бесы закончили, горделиво поглядывая друг на друга, он возвысил голос и начал так: «Трудно мне. братья, выбрать между вами достойнейшего, ибо все. что я услышал, это подлинное сокровище славы, и немудрено, что ваши сердца так к нему привязаны. Сердца же у всех разные, и мудрый человек судит о поступках не как лавочник о флорине, но берет в рассуждение также и нрав сотворившего. Справедливо мыслил об этом тот из ваших, что явился блаженному Макарию с полной пазухой бутылочек, приговаривая: "Вкус несу братьям: кому одно не понравится, предложу другое, пока не потрафлю". К чему одного влечет природная склонность, другой совершает, одолевая в себе неохоту; где один побеждает лишь обстоятельства, другой — еще и себя самого, и оттого выходит, что для одного великую победу составляет то, в чем другой не видит ни труда, ни занимательности. Вот и вашим деяниям нет судьи, кроме вас самих, ибо никто не знает чужого сердца, а всех менее я, смиренный и невежественный минopит; я знаю лишь то, что нет ничего прекраснее, как жить братьям в ладу, ибо согласием малые дела возрастают, а раздором великие рушатся». Так он говорил, ибо страх умножал в нем красноречие, а бесы слушали со вниманием, наклоня голову, как вдруг падуанец подскочил со словами, что надобно eмy спешить, ибо он слышит, что без его совета мессер Анседизио не сладит с семейством Перага, а потом он завернет в Педевенду разжечь огни на замковых зубцах, чтобы тем, что стоят дозором у ворот Альтинате, было о чем чесать языки. Сириец сказал, что, коли так, у него тоже есть дела, и, снявшись с места, помчался в земли язычников, а минорит, оставшись один, давай Бог ноги из этого места, впервые благословляя людей, больше думающих о своей дратве и шиле, чем о его проповеди.