Здесь ни в чем не вижу я предела,
горизонт стеречь -- моя работа.
А что люди? Жалкие зверушки!
Бьют детей и варят мертвых куриц,
вешают на шею побрякушки
и стрекочут что-то в клетках улиц.
ВОЛНЫ
Мы смотрели, как волны рождались,
как вздымались в тоске безутешной,
как с размаху на берег кидались,
умирая на гальке прибрежной.
То резвились они, то играли,
то как будто гордились собою,
то манили, то ласково звали,
то пугали своею судьбою.
Были волны -- от края до края --
откровенны, как радость и горе.
Шла волна, о волну ударяя...
А мы думали -- видели море.
ОХОТНИЧИЙ СЮЖЕТ
Над золотой полоской горизонта
горячие клубятся облака.
Охотник замер, будто анаконда
в предчувствии смертельного броска.
Усталый пес устроился колечком
у рюкзака, где провиант и снедь.
Зайчишка с перепуганным сердечком
в фарфоровом снегу устал сидеть.
Но выстрел никогда не разразится,
охотник не утешит аппетит.
Собаке сон о зайце не приснится,
и пуля никого не поразит.
Об этом я, поверьте, точно знаю
с утра, в обед и на исходе дня.
Когда в руках держу я чашку чаю,
герои с чашки смотрят на меня.
* * *
Музыка была зеленой
в фиолетовых лучах.
Обруч девочка крутила
на руках и на плечах,
и на талии осиной,
и на ножке с башмачком.
От игры ее невинной
обруч то лежал ничком,
то взвивался вихрем снова,
как отверженный герой,
в поисках судьбы и крова
у нее над головой.
Но девчонка, улыбаясь,
от него бежала к нам.
И, стремительно вращаясь,
падал он к ее ногам.
Так летал он и крутился,
пустотой своею цел.
Глядь-поглядь: засеребрился,
синим пламенем сгорел.
* * *
В городке провинциальном
осень легче пережить,
чем в большом, индустриальном,
где не принято тужить
о неубранных теплицах
и неколотых дровах,
о невидимых зарницах
и пропавших соловьях.
Горше видеть сад печальный,
первый утренний ледок,
слушать крик гусей прощальный
и глотать печной дымок.
Проще здесь жалеть природу,
а не собственную суть.
В цирк сходить, отведать меду,
над Марининой уснуть.
* * *
Небо январское белое,
зеленоватый закат.
Что бы сейчас я ни сделала,
я не избегну утрат.
Что бы сейчас ни сказала я,
слово не в силах помочь.
Звездочка алая-алая
будет светить мне всю ночь.
Вот она, жизнь захолустная!
Снегом засыпанный край!
Жизнь, почему же ты грустная,
если зовешь меня в рай?
Белое утро январское
тянет из прошлого нить.
Как мне спокойствие царское
в нищей стране сохранить?
* * *
Догорает палочка сандала,
обещая мыслей просветленье.
Индия к ногам моим упала,
вслед за пеплом повторив движенье.
Только облачко парящее осталось
сладковато-пряного сандала.
Сердце мое замерло и сжалось,
будто вправду Индии не стало.
БОГИНЯ СЧАСТЬЯ
Махешвари, знойная богиня!
Вижу твое сари золотое.
Небожительница, вспомни мое имя --
то, которого сегодня я не стою.
Как меня тогда в деревне звали?
Лейла, Сарасвати или Гита?
Жили мы, витали, обитали?..
Почему-то главное забыто.
Помню только шорохи ночные,
цаплю белую над озером уснувшим.
И браслеты звякали ручные
над огнем, как время, простодушным.
Пахло тиной, молоком и медом,
отраженья лотосов дрожали.
Ты нас укрывала небосводом
и была так близко, Махешвари!
ДОКТОР ЖИЗНИ
Когда возьмет лучшее время
тот, кто меня не любит,
ко мне придет Доктор Жизни --
доктор жизни моей.
Он подарит мне мир,
где врагов я своих поцелую,
где сама себе я буду не враг,
где я никогда не увижу
того, кто меня не любит,
потому что придет
Доктор Жизни --
доктор жизни моей!
Он подарит мне лучшее --
то, что еще осталось.
Он найдет для меня
животворящее слово.
По моим чудотворным крыльям
он цену себе узнает...
А мой заскучавший ангел
пусть меня подождет!
* * *
Мчатся джипы, вьются джипы.
Невидимкою луна.
А ведь пропустить могли бы --
на дороге я одна.
Черный, синий, серебристый
светят фарами сквозь ночь.
Бросив тень на путь мой мглистый,
грязью окатить не прочь,
мчатся, теменью влекомы,
в беспробудной тишине.
Визгом жалобным, знакомым
надрывая сердце мне.
* * *
Облокотясь на поручни вагона,
со мною рядом ехал юный бог.
Сошедший с облака, а вовсе не с перрона,
где только что его толкнули в бок.
О чем он думал, глядя на плакаты,
сулящие богатство и уют?
Какие рисовал себе закаты,
какие страсти, что его убьют?
Была немыслимо стройна его осанка,
спокоен свет невозмутимых глаз.
Не вскрытая пока пивная банка
топорщилась в кармане напоказ.
Пиликал сотовый, попутчики зевали,
какой-то фарисей читал журнал...
Вы небожителя в нем, вижу, не узнали?
И он о том, что бог, пока не знал.
ХОРОШО БЫ В ВОТКИНСК СЪЕЗДИТЬ!
Обменяв осенний холод
на автобусный уют,
мы поедем в славный город,
где "щелкунчики" живут.
Где в усадьбе с мезонином
гений музыки скучал,
где по улицам пустынным
сторож палкою стучал.
Мы поедем не в музеи,
не историю учить!
Нам бы просто грусть развеять,
впечатленья получить.
Так что воткинские гиды
могут смело отдыхать.
Встретят нас свои бандиты --
есть кому по нам вздыхать.
Вот уж где мы оторвемся
от докучливых забот!
Захотим -- до слез напьемся,
захотим -- наоборот.
Будут звонкие бутылки
стол изысканный венчать,
будут бритые затылки
о делах своих молчать.
Хорошо бы в Воткинск съездить...
Только кофе с чаем пить.