Дружбой с урками не грезить.
Бюст Чайковского купить.
* * *
Просторы, родные просторы!
Здесь линия -- друг, а не враг.
А где-то высокие горы,
и там всюду вечный зигзаг.
Там славят великого Будду,
там тоже есть холод и снег.
И там я когда-нибудь буду
буддийский носить оберег,
кормить недоверчивых яков,
детей смуглолицых ласкать.
От явных до смутных зигзагов
прямую дорогу искать.
* * *
Как много в этом человеке
смешалось жизней и веков!
Прохладные глаза и веки --
от наших северных снегов.
Запястья тонкие и губы
ему пожаловал Иран.
Движенья быстры, даже грубы --
бессмертен половецкий хан.
А руки -- руки демиурга,
творца, создателя планет.
Его профессии хирурга
таинственней и горше нет.
Он любит скорость, любит ветер,
он любит музыку всерьез.
Уравновешен, чист и светел,
как опьяняющий наркоз.
И я боюсь его немного.
Откуда столько в нем щедрот?
Он говорит, что все -- от Бога.
А если вдруг -- наоборот?!
* * *
Есть катастрофа -- я влюбилась.
Я умерла -- воскресла вновь.
Какая бездна мне открылась,
когда затмила мир любовь!
А ты признаться мне не хочешь,
как побежденному врагу?
Или себя в святые прочишь?
А я признаюсь, я могу.
Могу сказать, что мир прекрасен
без наших принципов и слов.
Твой неответ мне так же ясен,
как ясен возраст без часов.
Как самолет, упавший с неба.
Как твой в усмешке сжатый рот.
Как дырки пористого хлеба.
Как автострады поворот.
Есть катастрофа...
* * *
Уйти, утешиться стихами,
забыться лучезарным сном.
За розовыми облаками
найти другую жизнь и дом.
Вернуться вновь без сожаленья
к своим разрушенным дворцам.
Поймать мелькнувшие мгновенья
и бросить под ноги глупцам.
Что делать с ними -- я не знаю.
Какие почести воздать?
Украсить рифмой? Украшаю.
Или как было все -- разъять?
Зачем они попались в сети?
Куда по воле волн неслись?
Мгновенья эти, грезы эти
зачем стихами назвались?
* * *
Мой маленький город,
хотя и по виду большой!
Заросший рекламой
и вывесками иностранными,
стремишься ты в небо
своей неуклюжей душой.
А хватит ли сил
с коммунально-дорожными ранами?
"Полей Елисейских", "Пассажей"
и прочей тоски
о жизни красивой
тебе не избыть, да и нечем.
Зажатый навечно,
навечно зажатый в тиски
бескрайних просторов
и крайне пространственной речи.
О чем ты мурлычешь себе
по своим проводам,
свернувшись дорожным кольцом
и пружиня рессорами?
Мой маленький город!
Тебя никому не отдам,
мигай -- не мигай всем подряд
на углу светофорами.
* * *
У президентского дворца
цветут садовые фиалки.
На бархатные их сердца
косятся городские галки.
Живая изгородь растет
из ели той еще, колючей.
Ее ровняют каждый год --
как повелось, на всякий случай.
Гуляет праздный здесь народ.
И я бы праздновать хотела,
когда б не замкнутость ворот,
не зона ближнего обстрела.
* * *
Загорать бы с тобой
на египетских пляжах,
по Швейцарии горной
беспечно гулять.
Или, может быть, даже --
о, Боже мой! -- даже
на вершине Тибета,
обнявшись, стоять.
А потом хорошо бы
вернуться обратно,
где знакомая речь,
и работа, и дом.
Где все так непонятно --
и все так понятно,
если нам не наскучит
и здесь быть вдвоем.
Что же ты не смеешься,
не злишься, не плачешь?
Не глядишь свысока
и не мнешь сигарет?
Или ты ничего
в моей жизни не значишь?
Или выдохни что-нибудь
все же в ответ!
* * *
Что было там, до встречи на Земле?
В какой обители душа моя томилась?
Неужто тосковала обо мне,
ко мне одной, воистину, стремилась?
О чем же ей печалиться теперь?
Ведь получила то, чего хотела!
Открылась дверь и затворилась дверь:
душа облюбовала мое тело.
Куда она летает по ночам,
страша меня отсутствием до срока?
А днем -- так рвется к солнечным лучам,
как будто впрямь со мной ей одиноко.
* * *
В Цюрихе дождь,
а у нас -- минус тридцать.
Как ты живешь
там, за границей?
Нет ни звоночка,
ни строчки в ответ.
Что же, храни
свой швейцарский секрет!
Цюрих, конечно,
всем городам город.
Нам же в награду --
метели и холод,
долька луны
и тропинка в снегу.
Этим тебя
удивить не смогу.
Здесь, на Урале,
сурова природа.
Стылая стужа
стоит по полгода.
День -- до обеда,
а ночь -- до утра.
Жизнь беспросветна,
и этим горда.
Дождик зимой
разве только приснится.
Рядом Сибирь
от мороза клубится,
а благодетель Европы
Гольфстрим,
как и положено,
неуловим.
В общем, твой Цюрих
почти нереален,
мир освещая
окошками спален,
блажью огней
и рекламных витрин...
Цюриха нет --
под дождем ты один.
* * *
Умерла моя собака,
был на это свой резон.
И теперь одна из мрака
я творю свой вещий сон.
Привяжу его цепочкой --
сразу где ему понять,
что не только этой ночкой
меня надо охранять.
Сон получится чудесным,
как доверчивый щенок.
Легким, чутким, интересным,
главное -- сбивает с ног.
Он послушен мне, однако
у него -- своя земля.
Вот бежит моя собака,
сон -- за ней, а следом -- я.
* * *
Был умником, а стал глупцом,
романтик сделался купцом,
красавец был -- теперь урод,
был шут -- а стал наоборот.
Убийца хвастал, что герой,
а грешник клялся -- был святой.
Неважно, кем ты быть устал.
Важнее -- кем в итоге стал.
* * *
На годы затянулся поединок --
в красавицах так долго не живут.
Гордец до самых кончиков ботинок:
таких не любят и таких не ждут.