Книга суда (СИ)

Страха нет, может, оттого, что Фома никак не поверит в реальность происходящего. Облака расползаются, выпуская на волю небо. Сине-лиловое, предрассветное, будто шелком вытканное, хочется замереть и смотреть, запоминая каждый стежок.

- Ты иди, иди, чего остановился, - Михель, подгоняя, пихнул в спину длинной рогатиной, будто медведя. Хотя с медведем они б помягче были, живой как-никак, божья тварь. А Фома - просто тварь, души у него нету. Но какое им дело до того? Он же никого не трогал, просто жил, как умел.

Забор поломали, хоть и старый, но все одно жалко, а окна в доме заколочены. Когда только успели? Вся деревня тут собралась, толпятся, перешептываются, однако же не смеют переступить незримую линию. Злые взгляды, злые слова. Что он им сделал такого, чтобы убивать?

Старуха сама дверь открыла и, точно ненароком коснувшись плеча, прошептала:

- Зла не держи. По закону тебя судить надобно.

Фома хотел было спросить, кто будет судить, и по какому закону вот так просто можно взять и осудить человека. А потом вспомнил, что для них он не человек, и смолчал.

- Ты это… внутрь иди.

Выстывший дом, холодная печь и белый лист бумаги на полу. Жалко, книгу дописать не успел, хотя если бы и успел, то где здесь найти человека, который прочел бы ее? Герр Тумме и Михель остановились на пороге, а старуха решилась зайти внутрь. Звук колокольчиков внутри комнаты был глухим и раздражающим. Ведьма подошла близко, при всей своей слепоте умудрившись не зацепиться за порог, и стул опрокинутый обошла, и вообще ступала уверенно, так, будто бы непостижимым образом видела сквозь затянувшую глаза пленку катаракты.

Морщинистые холодные руки ощупывали лицо, сначала Фома хотел отстраниться, прикосновение было неприятно, но потом заставил себя стоять. От старухи многое зависело, правда, он не совсем понимал, поможет она или навредит.

- Думала я много… раньше никогда не вмешивалась, потому что людям лучше знать, по какому закону жить, но тут случай особый, оттого и осталась.

От нее пахло травами, дымом и кислым молоком.

- Хоть и не человек ты, но и зла от тебя не было. Судить за преступления какие? Так ты не совершал. Оставить, как прежде - не возможно, люди не поймут. А где нет понимания, там и беда близко.

- И что будете делать? - поинтересовался Фома.

- Пусть судит тот, кто привел тебя сюда, - ответила ведьма, убирая руки. - А пока, чтобы по чести все было, тут поживешь, в доме.

- Все одно сносить потом, - пробурчал герр Тумме, выглядел он до крайности недовольным, но перечить не смел. И сплюнув на пол, добавил. - Проклятый…

- Ты уж прости старую. Не все, что видишь, рассказывать можно, да только и врать я не умею… хотя порой от правды больше вреда, нежели пользы.

Фома не ответил, он молчал и когда руки развязывали, и когда Михель медленно, боком отступал к двери, выставив перед собой все ту же рогатину, и когда старуха спешно перекрестилась перед тем как дверь запереть. Странное дело, он приготовился умереть, а выпало ожидание в пустом осиротевшем доме, который стал неожиданно дорогим.

Снесут. Не важно, что станет с Фомой, вряд ли Рубеус убьет его, но и здесь не оставит. Значит, скорее всего возвращение в Хельмсдорф, вечная зима и скользящее по ледяным вершинам солнце, каменная стена над пропастью и ощущение чуждости. А дом раскатят по бревнышку стены, разберут крышу, растащат нехитрую мебель. Жалко…

Сквозь заколоченные окна пробивались узкие полоски света, Фома присев на пол, коснулся желтого пятна на черной доске, дерево отозвалось теплом. От этой нечаянной ласки на душе стало горько-горько… в чем дом-то виноват?

В ящике стола обнаружилась стопка чистых листов, да и исписанные лежали там, куда Фома положил - на дне сумки, значит, вещи не обыскивали, а если и обыскивали, то не тронули.

«Единственное, что меня действительно беспокоит, так это судьба Ярви. Если бы знать, что все обернется подобным образом, то… ничего бы не изменилось. Ее любовь - это то, ради чего стоило жить, что оправдывает все, случившееся со мной. Осталось лишь понять, как оправдать себя в ее глазах и ту боль, которая ждет ее впереди. Гадать о произошедшем глупо. Единственное, на что у меня, возможно, хватило бы духу, так это позволить ей выбрать. Но вот сил и воли на то, чтобы смириться и принять ее выбор? Не знаю. И трусливо счастлив тем, что судьба не заставила меня испытать подобное».

Ждать пришлось неделю, даже больше. Дни в пустом доме были похожи друг на друга. Одиночество и тишина, нарушаемая редким скрипом половиц и невнятными шорохами, создававшими иллюзию жизни. Дом то ли сочувствовал, то ли боялся…

Фома привык к этому одиночеству, он не делал попыток сбежать, выломать окно или выбраться через крышу, мысли появлялись, но… надоело бегать. И бросить дом, пока все не разрешиться, было бы неправильно. Правда, когда дверь открылась, и в пыльную не слишком чистую комнату вошел Лют, Фома удивился.

- Весело тут. Привет, - Лют огляделся. - Собирайся.

- А Хранитель где?