- Можно? - он терпеливо ждал, пока Рубеус откроет дверь. Чистые глаза неприятно-светлого оттенка, отросшие волосы падают на лицо, и Фома постоянно убирает их. Постригся бы. - Я не надолго, извини, что отвлекаю, просто дело такое… безотлагательное.
- Чего надо?
Пожалуй, прозвучало чересчур грубо, но Рубеус сейчас не в том настроении, чтобы быть вежливым.
- Поговорить. - Фома, не дожидаясь приглашения, сел. - Она собирается повторить… это.
- Что?
- Она хочет убить себя. Я точно не знаю, как и когда, но способ найдет. Тот, кто хочет умереть, всегда находит способ. Это просто, решиться гораздо сложнее, но если она однажды решилась, то во второй раз будет проще.
Черт, черт, черт… только этого не хватало. Почему-то Рубеус сразу поверил мальчишке, наверное, оттого, что и сам чувствовал неладное. Слишком быстро она согласилась. Фома по-своему расценил молчание и, поежившись, сказал.
- Наверное, надо было раньше, тем более она не просила молчать, только мне казалось, что ей бы не хотелось… она ведь гордая, а тут… я ошибся. И даже не так, я взялся судить тебя и вообще…
- Ты знаешь, почему она решила умереть?
Мямлит. Если не поторопить, то окончательно увязнет в оправданиях. Нытик несчастный. Каким был, таким и остался.
- Из-за Мики и из-за того, что Конни хотела вернуться. Она выжила потому, что хотела вернуться. Никто не думал, что она выживет.
Фома замолчал, то ли обдумывая, что сказать дальше, то ли ожидая разрешения говорить. Испуганный человек в логове да-ори. Он ведь когда-то боялся. Вот именно, что когда-то. Теперь и следа от прежнего страха не осталось. Да, Фома выглядит потерянным, но отнюдь не испуганным.
Нужно отпустить его. Потом, когда расскажет. А он расскажет, даже если сейчас собирается молчать. В конце концов, у да-ори есть способы развязывать язык.
- Рассказывай.
- Мы нашли ее в дождь. В Проклятых землях он особый. Будто ныряешь в реку и водой дышишь. Сверху вода, снизу вода, всюду вода. Если бы не вода, она бы умерла. Я не знаю, кто это сделал, и как ему удалось, н-но когда мы наткнулись на нее, Коннован была больше мертвой, чем живой.
Фома перевел дух, было видно, что рассказ давался ему с трудом, вон, даже заикаться начал. Рубеус не торопил. Пусть говорит. Пусть хоть кто-то, наконец, расскажет, что там произошло.
- Ее порезали на куски и оставили умирать, н-но повезло. Дождь. И я тоже. Лекарств н-не было, а раны не заживали. Вернее те, которые от н-ножа заживали, а от солнца н-нет. Когда она б-без сознания лежала, еще н-ничего, а потом, когда в себя пришла, то… она н-не плакала. Я д-думаю, что если бы плакала, то было бы легче. А она только улыбалась и говорила, что воин н-не должен плакать из-за боли. Хотя я не представляю, как это можно было терпеть. Н-ни кусочка целой кожи, н-некоторые ожоги глубокие, до костей. Они г-гноиться начали. И волдыри п-появились. Их нужно было прокалывать, иначе тоже загнивали. Д-другой бы кричал, а она молча улыбалась. Т-только глаза з-закрывала, когда совсем б-больно.
Фома мятым платком вытер пот. Раскрасневшийся и взволнованный, он с каждым словом заикался все сильнее, и Рубеус едва сдерживался, чтобы не накричать. Почему этот горе-праведник пришел только теперь? Почему, когда поздно что-то менять?
А почему он сам не заметил? Карл обращал внимание на характер ран, но… снова был занят?
- Я про д-другое хотел сказать. Она звала тебя. Каждый день. Только когда в сознании, то молча. А когда засыпала, то говорила во сне. Все спрашивала, почему ты не приходишь, ведь слышишь же. И потом, уже здесь, она сказала, что ты не пришел, потому что тебе все равно было.
Сумбурный рассказ глупого человека, из-за упрямого молчания которого случилась беда. Э нет, не стоит врать себе: Фома не при чем. И не рассказал он ничего такого, чего бы Рубеус сам не знал. И нечего сваливать свою вину на кого-то другого, наверное, Фоме нужно сказать спасибо.
Все-таки странные у него глаза, несомненно, человеческие, но радужка… плывет, плавится непонятным цветом, перетекая из бледно-голубого в темно-серый и обратно. Или это просто чудится? Наверное, чудится, от усталости.
- Она потом перестала звать. И ждать тоже. Тренироваться начала, из лагеря ушла. Я хотел вместе с ней, потому что слабая была, еле-еле на ногах держалась. Куда ее отпускать? А она прогнала. Сказала, что сама справиться, а я ей мешать буду. Раздражать. Я не знаю, что было потом, она не говорила. А перед дуэлью… я должен был догадаться, потому что сам когда-то… наверное, не важно, просто нужно было предупредить, но…
- Нужно.
Фома кивнул.
- Я понимаю. Теперь. А тогда… она ведь права была. Ты изменился. Тебе стало все равно, что происходит. Только… она же спасла тебя когда-то, и хотя бы ради этого… ты же не позволишь ей умереть, правда?
Коннован
Зачем он снова пришел? Недостаточно было унижения? Улыбаться, нужно улыбаться, я не хочу выглядеть побежденной, пусть хотя бы эта иллюзия останется.
- Привет. Уже соскучился?
Рубеус улыбнулся и ответил.
- Соскучился. Давай поговорим?
- Не получается у нас разговаривать.