Как ни хотелось мне отсрочить этот разговор, несколько месяцев спустя пришлось сдаться и обсудить с Ширин ее матримониальные планы. Фарамарз получил диплом и собирался в Канаду. Они надумали пожениться до его отъезда, чтобы выхлопотать вид на жительство также и для Ширин. Я настаивала, чтобы она сперва окончила университет, но выяснилось, что заявление о виде на жительство рассматривается примерно в течение года, то есть у Ширин оставалось достаточно времени, чтобы стать бакалавром.
Грустно было думать о разлуке с Ширин, но сама она была так взволнована и счастлива, что я не давала воли своему огорчению. Мы провели скромную свадебную церемонию, и вскоре Фарамарз уехал, с тем чтобы вернуться за Ширин, когда она закончит учебу и получит визу. Тогда мы планировали настоящую свадьбу, а потом они должны были отправиться в Канаду вместе.
Выходит, несмотря на все трудности и препятствия, я исполнила свой долг. Мои дети выучились, вышли во взрослую жизнь и преуспевали.
Я была опустошена, не видела цели своего существования. Так я прежде себя чувствовала после школьных экзаменов. Казалось, что в жизни для меня не осталось дела. Я усерднее прежнего благодарила Бога, страшась, как бы он не счел меня неблагодарной и не покарал. И я утешала себя мыслью, что время еще есть, Ширин еще целый год проживет дома. Но темные тучи старости и одиночества сгущались, отбрасывая свою длинную тень уже в настоящее.
Глава десятая
Приближался день, когда Ширин предстояло уехать в Канаду, и я все более печалилась и грустила. Я боролась с излишней привязанностью к своим детям: не хотелось бы льнуть к ним докучливой старушкой и требовать постоянной заботы. Я стала “выходить в свет”, расширила круг знакомств, искала новые способы заполнить досуг, которого становилось все больше. Но в моем возрасте не так-то просто найти новых друзей, а с родственниками я близких отношений не поддерживала. Матушка совсем одряхлела и жила теперь с Махмудом. Погостить у нас несколько дней она отказывалась, а я не желала идти к Махмуду, соответственно, мы с ней почти не виделись. Постарела и госпожа Парвин, она уже не была такой подвижной и деятельной, как раньше, и все же оставалась единственным человеком, на которого я могла рассчитывать в любых обстоятельствах. Фаати грустила с тех пор, как Фирузе вышла замуж и уехала из страны. Прежняя наша близость с сестрой исчезла: невольно она винила меня и мою семью за то, что ей пришлось расстаться с дочерью. Я регулярно встречалась с женщинами с прежней работы и с господином Заргаром иногда тоже. Он снова женился и вроде бы счастливо.
Тревожные мысли отступали только тогда, когда в Тегеран приезжала Парванэ. С ней мы болтали и смеялись, отправлялись в путешествие в счастливые дни нашей юности. В тот год болела ее мать, и Парванэ проводила в стране больше времени, чем обычно.
– Когда Ширин уедет, ты могла бы сдать квартиру и жить по очереди у каждого из детей, – советовала она.
– Ни в коем случае! Не хочу лишаться независимости и самоуважения, и зачем мне вторгаться в жизнь детей? Давно уже не принято ютиться по три поколения в одном доме.
– Вторгаться? Они должны быть счастливы и благодарны! – фыркала она. – Дай им шанс отплатить тебе за тяжкую работу.
– Перестань! Ты прямо как моя бабушка. Она говаривала: “Растить мальчиков – все равно что жарить баклажаны: уходит много масла, но потом они это масло отдают”. Я из своих детей масло жать не собираюсь. Все, что я делала, я делала для себя, исполняла свой долг. Они мне ничего не должны. И к тому же я в самом деле дорожу возможностью жить независимо.
– Что такое жить независимо? – спорила она. – Ты будешь сидеть дома одна, а они смогут спокойно и с чистой совестью забыть о тебе?
– Глупости, – сказала я. – Все революции начинаются с требования независимости. Почему же я должна отказаться от своего права?
– Ох, Масум, как быстро пролетели годы, вот и дети уже выросли! – вздохнула Парванэ. – Чудесные были годы – хотела бы я их вернуть.
– Нет! – вскричала я. – Ни часа не хотела бы вернуть. Благодарение Аллаху, эти годы миновали. И хотелось бы надеяться, что оставшиеся годы не затянутся.
Настало жаркое лето. Я готовила приданое Ширин, и мы с Парванэ часто ходили по магазинам или находили другой предлог, чтобы провести день вместе. Однажды особенно душным днем я прилегла, но меня разбудил неожиданный напористый звонок в дверь. Я подошла к домофону и спросила, кто там.
– Это я. Открывай поживее!
– Парванэ? Что случилось? Мы же договаривались встретиться сегодня попозже.
– Ты откроешь дверь, или я ее взломаю! – заверещала она.
Я нажала на кнопку, дверь открылась, моя подруга вихрем взлетела на первый этаж. Лицо ее разгорелось, на лбу и на верхней губе бисерины пота.
– Что случилось? – повторила я. – Что такое?
– Дай мне войти!
В растерянности я отступила, пропуская Парванэ в квартиру. Она сорвала с головы платок, распахнула чадру и рухнула на диван.
– Воды, холодной воды! – простонала она.
Я поспешно принесла стакан и подала ей.