Книга судьбы

В тот день мы с Парванэ долго читали и перечитывали свои ответы на его письма. Сложили воедино все черновики и попытались составить нормальное письмо. Но пальцы у меня замерзли, почерк – да еще когда под лист бумаги подложен портфель – выходил безобразный. В итоге мы постановили, что я перепишу набело дома, вечером, а Саиду мы ответ отдадим на следующий день.

Тот зимний день стал одним из прекраснейших за всю мою жизнь. Мне казалось, мир принадлежит мне. У меня было все – верная подруга, настоящая любовь, юность, красота, счастье впереди. От восторга я даже не чувствовала боли в лодыжке. Да и если бы я не подвернула ногу, я бы не получила от него эти замечательные письма.

Во второй половине дня небо заволокло тучами, пошел снег. После долгих часов на холоде ногу свело, я едва могла ступить на нее. По дороге домой я тяжело опиралась на Парванэ, то и дело мы останавливались отдышаться. Наконец мы добрались до аптеки. Саид, увидев, в каком я затруднительном положении, выбежал, подхватил меня под руку и повел в аптеку – там было тепло, а улица сквозь высокие затуманившиеся окна казалась холодной и враждебной. Доктор Атаи занимался с клиентами, столпившимися у прилавка. Он подзывал их по одному, обсуждал, кому какое лекарство назначено. Все взгляды были обращены к нему, а мы, пристроившиеся на диване в углу, оставались как будто невидимками. Саид опустился на колени передо мной, приподнял мою ногу и положил стопу на невысокий столик рядом с диваном. Он бережно ощупал забинтованную лодыжку. Даже сквозь повязку от прикосновения его пальцев меня словно током ударило, я вся тряслась. Так это было странно. И он тоже дрожал. Он ласково поглядел на меня и сказал:

– Воспаление еще сильное. Не следовало вам выходить. У нас есть мази и болеутоляющие.

Он встал и зашел за прилавок. Я следила за ним глазами. Саид вернулся со стаканом воды и таблеткой. Я приняла таблетку и, когда возвращала стакан, Саид протянул мне еще один конверт. Наши взгляды встретились, и все, что мы хотели друг другу сказать, отобразилось в них. Не было надобности в словах. О боли я совершенно забыла. Никого не видела вокруг, кроме него. Все вокруг окутал туман, заглушил голоса, чужое неразборчивое бормотание. Голова кружилась, я уплывала куда-то в иной мир, но вдруг Парванэ ткнула меня острым локтем.

– Что? Что случилось? – в растерянности спросила я.

– Посмотри туда! – велела она. – Вон туда.

Приподняв брови, она кивком указала на окно. Я резко выпрямилась, сердце сильно застучало: Али стоял за окном, почти прижимаясь к нему лицом, поставив ладони козырьком над глазами и внимательно всматриваясь внутрь аптеки. Парванэ обернулась ко мне и сказала:

– Тебе плохо? Ты совсем желтая, словно куркума! – Она поднялась, вышла за дверь и позвала: – Али, Али, иди сюда, помоги нам. У Масумэ с ногой совсем плохо, ей очень больно. Я не смогу одна довести ее домой.

Али зыркнул на нее и убежал. Парванэ вернулась и сказала: – Видела, как он на меня посмотрел? Его воля, он бы мне голову отрезал!

Когда мы подходили к дому, солнце уже садилось, стало почти темно. Я не успела нажать кнопку звонка: дверь распахнулась, высунулась чья-то рука и меня втащили в дом. Парванэ не сообразила, что произошло, и пыталась войти следом. Но моя мать вытолкнула ее на улицу с криком:

– Чтоб я тебя и близко тут не видела! Это все из-за тебя!

И захлопнула дверь.

Я развернулась, споткнулась на ступеньке и свалилась во двор. Али схватил меня за волосы и поволок в дом. Я думала только о том, как обошлись с Парванэ. Какое унижение!

– Пусти меня, дурак! – вопила я.

Вошла мать, обругала меня, прокляла и пребольно ущипнула за руку.

– Что происходит? – вскрикнула я. – Вы все с ума, что ли, посходили?

– Что происходит, распутница! – завопила мать. – Ты еще спрашиваешь? Ты болтала с посторонним мужчиной на людях!

– С каким мужчиной? У меня нога разболелась; врач из аптеки посмотрел ее и дал мне лекарство. Вот и все! Мне было так больно! И по Корану врач не считается посторонним мужчиной.

– Врач? Врач? С каких это пор мальчишка из аптеки выдает себя за доктора? Думаешь, я дура и не замечу, как ты что-то затеваешь?

– Во имя любви к Аллаху, мама! Ничего я не затевала!

Али пнул меня. Вены у него на шее вздулись, он хрипло орал:

– Ага, конечно! Я каждый день следил за тобой. Этот проходимец стоит в дверях, высматривает тебя, ждет, когда вы с той девчонкой явитесь. Все мои друзья об этом знают. Говорят мне: “Твоя сестра и ее подруга бегают за тем парнем”. Мать стала бить себя по голове и завывать:

– Молю Аллаха, поскорее бы мне увидеть тебя на столе в мертвецкой. Ты причинила нам только стыд и позор. Как я скажу твоим братьям и отцу? – И снова ущипнула меня за руку.

Распахнулась дверь, вошел Ахмад, руки заранее сжаты в кулаки, глянул на меня налитыми кровью глазами. Он все слышал.