Книга судьбы

– Мама, что ты смыслишь в политике и современной истории? К тому же я позвонил тебе не за этим. Сейчас наша проблема – ты и то, что ты надумала. Я не могу допустить, чтобы чужой человек занял место моего отца. Вот и все.

И он повесил трубку.

Спорить с Сиамаком было бесполезно. На самом деле его проблемой была не я, а преувеличенный образ отца: этому идолу меня приносили в жертву. Днем явился Масуд с Атефе и со своим чудным сыном, это был вылитый маленький Масуд. Я подхватила внука, сидевшего на руках у Атефе, и сказала:

– Дорогая Атефе, заходи скорее. Как давно я не видела нашего светловолосого мальчика!

– Масуд виноват! – ответила она. – Все время сидит на работе. Но сегодня он отменил какую-то встречу и пораньше приехал домой. Он сказал, что поедет к вам, потому что вы не очень хорошо себя чувствуете. А я вас давно не видела, дома делать нечего, вот и я уговорила его взять нас с собой.

– Молодец! Я скучала по тебе и малышу.

– А что у вас со здоровьем? – спросила Атефе. – Я могу чем-нибудь помочь?

– Ничего особенного, – ответила я. – Голова разболелась, а дети, как всегда, все преувеличили. Не стоило вам из-за этого беспокоиться.

Вмешался Масуд:

– Что ты, мама, какое беспокойство? Это наш долг. Прости меня, я в последнее время был так занят, что пренебрегал своими обязанностями и не заботился о тебе.

– Я не ребенок, в твоих заботах не нуждаюсь, – сухо заметила я. – Я пока еще стою на ногах, а у тебя есть жена и ребенок, о них и заботься. Не нужно срываться с работы и приезжать сюда, чтобы исполнить долг. Мне от этого мало радости.

Атефе, явно удивленная таким разговором, подхватила сына, который очень вовремя заплакал, и понесла его переодевать. Я тоже поднялась и пошла на кухню, где всегда искала убежища. Стала мыть фрукты – надо же предоставить Ширин возможность отчитаться Масуду о последних событиях, чтобы они вместе спланировали следующий ход. Атефе поспешно вернулась в гостиную и старалась разгадать, о чем это намеками вполголоса говорят ее муж и сестра мужа. Наконец, что-то сообразив, она спросила:

– Так кто же? Кто выходит замуж?

Масуд с досадой отрезал:

– Никто!

Ширин поспешила ему на выручку:

– Одна из маминых старых подруг, ее муж умер несколько лет назад, а теперь она надумала выйти замуж, хотя у нее есть уже зятья и невестки и внуки.

– Как? – вскричала Атефе. – Нет, таких женщин я понять не могу Неужели им никто не объяснял, что в их возрасте надо заниматься добрыми делами, следить за соблюдением молитв и постов, обратиться к Богу и думать о будущей жизни? Предаваться пустым фантазиям и капризам… какая глупость!

Я вышла с фруктовой вазой и стояла, слушая красноречивую проповедь Атефе. Масуд отвернулся к Ширин, чтобы не встречаться со мной взглядом. Поставив вазу на стол, я заметила:

– Женщине в возрасте лучше уж сразу купить участок на кладбище да и лечь в могилу.

– Что ты говоришь, мама! – возмутился Масуд. – Духовная жизнь сулит человеку гораздо более щедрые награды, чем жизнь материальная. С определенного возраста пора уже думать о такой жизни.

Видя, как дети воспринимают мой возраст, я окончательно поняла, почему женщины так упорно скрывают свой возраст, делают из своих лет тайну за семью печатями.

На следующий день, когда я одевалась, собираясь к Парванэ, Ширин зашла ко мне в комнату, уже одетая на выход, и заявила:

– Я пойду с тобой.

– Нет. Не нужно.

– Ты не хочешь, чтобы я пошла с тобой?

– Нет! Всю жизнь при мне состоял какой-нибудь страж. А я этого терпеть не могу. Так что перестаньте меня караулить, или я сбегу в горы, в пустыню, где вы не сумеете меня найти.

Пока Парванэ собирала вещи, я пересказала ей эти наши разговоры.

– Как же наши дети торопятся спровадить нас в мир иной, – вздохнула она. – Сиамак меня больше всех удивил. Что ж он-то не понимает, какая у тебя была жизнь!

– Матушка говаривала: “Судьба каждого определена заранее, скреплена и не изменится, даже если небо рухнет”. Я часто себя спрашиваю: “Какова моя доля в этом мире? Была ли у меня своя собственная судьба или я всегда состояла при той судьбе, которая назначена мужчинам моей семьи, – а они, каждый в свою очередь и на свой лад, приносили меня в жертву своим убеждениям и устремлениям. Отец и братья пожертвовали мной ради своей чести, муж – ради своей партии, и за героические поступки сыновей и понятие о патриотическом долге я тоже уплатила сполна.

Кем я была? Женой мятежника и предателя или женой героического борца за свободу? Матерью юного бунтовщика или самоотверженной родительницей еще одного борца за свободу? Сколько раз меня возносили на высочайшую вершину, а затем сбрасывали вниз головой! А я не заслуживала ни таких взлетов, ни падений. Меня возвышали не за мои способности и достоинства, меня сбрасывали за чужие ошибки.

Как будто бы я не существовала, не имела никаких прав. Разве я хоть день пожила для себя? Разве было у меня право решать, выбирать? Меня кто-нибудь спросил: “А чего хочешь ты?”

– Смотрю, у тебя совсем сдали нервы, – покачала головой Парванэ. – Ты никогда так не причитала. На себя не похожа. Дай им отпор – и заживешь своей жизнью.