Книга судьбы

Очнулась я в доме этого человека, в спальне. Он сидел на кровати спиной ко мне и развязывал галстук. Сразу было видно: он не привык к галстуку и рад от него избавиться. Я стояла в углу, цепляясь за чадру, которую на меня намотали, прежде чем доставить в этот дом, туго прижимала к груди белую ткань. Я дрожала, как осенний лист. Сердце часто билось, но я старалась не издавать ни звука, чтобы муж не обратил на меня внимания. В глухой тишине слезы капали мне на грудь. Боже, что это за обычаи такие? Братья хотели меня убить за то, что я перемолвилась парой слов с человеком, с которым два года была знакома, много о нем знала, которого полюбила и была готова идти за ним на край света – а теперь кладут меня в постель к чужому мужчине, к которому я никаких чувств не питала, кроме страха. У меня мурашки по спине побежали при одной мысли, что он до меня дотронется. Меня изнасилуют – и никто не вступится. В комнате полумрак. Мой взгляд, должно быть, просверлил ему затылок – мужчина обернулся, поглядел на меня и спросил негромко, словно бы с удивлением:

– В чем дело? Чего ты боишься? Меня? – усмехнулся саркастически и добавил: – Не смотри на меня так. Точно ягненок на мясника.

Я пыталась что-то ответить, но голос не повиновался.

– Успокойся, – сказал он. – Не бойся. Тебя вот-вот удар хватит. Я тебя не трону. Я не животное!

Туго натянутые мышцы слегка расслабились. Освободилось спертое дыхание. Но тут мужчина поднялся, и мое тело само собой непроизвольно скорчилось, я снова вжалась в угол.

– Послушай, девонька, у меня есть еще дела. Нужно с друзьями повидаться. Я пойду. Переоденься в удобную одежду и ложись спать. Обещаю – я не прикоснусь к тебе этой ночью. Честью клянусь.

Он взял ботинки, поднял руки, словно сдаваясь в плен, и повторил:

– Видишь? Я ухожу.

Входная дверь захлопнулась. Я обвисла, как тряпка, сползла на пол. Измучилась так, что ноги уже не держали вес моего тела. Как будто гору на плечах несла. И так я сидела, пока не выровнялось дыхание. Смотрела на свое отражение в зеркале на туалетном столике. Отражение расплывалось, искажалось. Неужто это и вправду я? С растрепанных волос криво свисает идиотская вуаль, лицо под размытыми остатками до нелепости густого грима смертельно бледно. Я сорвала с головы вуаль. Попыталась расстегнуть пуговицы на спине. Ничего не получилось. Дергала за ворот, пока пуговицы сами не посыпались. Мне хотелось содрать с себя это платье, избавиться от всех знаков нелепого брака.

Я огляделась по сторонам в поисках нормальной одежды. На кровати расстелена ярко-красная ночная рубашка, вся в складочках и кружевах, по вкусу госпожи Парвин. Мой чемодан стоял в углу. Большой и тяжелый. Еле-еле я выдвинул а его и открыла. Там нашлись мои домашние платья, одно из них я надела и вышла из спальни. Где тут ванная? Я нажимала на все выключатели и открывала все двери, пока не отыскала. Вошла, сунула голову под кран, несколько раз вымыла лицо с мылом. На краю раковины лежал набор для бритья – чужая вещь. Бритва, я только на нее и глядела. Да, единственный выход для меня. Освободиться. Пусть найдут мой труп здесь, на полу. Первым, конечно, наткнется на него этот чужой мужчина. Испугается, но горевать не станет. А когда матушка узнает, что я умерла, она будет плакать и рыдать, она вспомнит, как тащила меня за волосы из-под кровати, как я просила ее и молила, вспомнит – и будет страдать. В сердце я почувствовала холодок предвкушения и стала воображать дальше. Как поведет себя отец? Обопрется рукой о стену, головой уткнется в сгиб локтя и заплачет. Он вспомнит, как я его любила, как рвалась учиться, как не хотела замуж, его будет терзать мысль о том, сколь жестоко он обошелся со мной и, может быть, он даже расхворается с горя. Я заметила, что мое отражение в зеркале усмехается. Месть сладка!

А что же остальные? Саид! О, Саид придет в ужас. Будет плакать, вопить, проклинать себя. Почему же он не вернулся вовремя просить моей руки? Почему не похитил меня, не помог мне бежать? До конца жизни он будет страдать, горюя обо мне. Я вовсе не желала ему столько мучений, но в конце концов сам виноват. Взял и пропал куда-то. Почему не попытался спасти меня?

Ахмад!.. Этот не заплачет, но и он почувствует свою вину. Когда он услышит страшную весть, он будет ошеломлен. Ему станет стыдно. Потом он побежит к госпоже Парвин и будет пить у нее целую неделю, и по утрам, и по вечерам. Но с этого времени свои пьяные ночи он будет проводить под моим упрекающим взором. Уж его-то мой дух никогда не оставит с миром.

Брат Махмуд покачает головой и скажет: “Злосчастная девчонка, грех на грех, а теперь она горит в адском пламени”. Себя он винить нисколечко не станет, но все же прочтет несколько сур из Корана, помянет меня в пятничной молитве, гордясь собой, какой он снисходительный брат: хоть я и была скверной, он просит Аллаха помиловать меня и своими молитвами облегчает тяжесть моего греха и наказания.