Книга таинств Деливеренс Дейн

Эплтон махнул секретарю — нервному худосочному молодому человеку по имени Элиас Олдер. Тот вскочил на ноги, двигая всем телом сразу, подал судье толстый лист бумаги и отбежал к своему столику, озабоченно покусывая заостренный конец пера. К концу заседания у него вся нижняя губа будет в чернилах, подумал Эплтон. Держа на вытянутой руке листок, он сощурился, пытаясь разобрать отнюдь не каллиграфический почерк Элиаса. На сегодня назначено четыре слушания. Судья снова вздохнул и, кивнув, вернул листок секретарю. Пожар в большом пальце ноги не утихал.

Секретарь кашлянул, и на шее подпрыгнул кадык. Гудение в зале прекратилось.

— Деливеренс Дейн против Питера Петфорда по обвинению в клевете, — объявил он.

Собравшийся народ возбужденно забурлил и минут пять не мог успокоиться.

— Хватит! — рыкнул Эплтон, и гул стих, правда, не до конца. Судья обвел присутствующих властным испепеляющим взглядом. Когда воцарилась тишина, и все внимание было обращено на него, Эплтон продолжил: — Достопочтенная Дейн, огласите свое свидетельство.

Со скамьи свидетелей, разгладив юбку, встала молодая женщина. На ней было серое платье, а воротничок и чепец сияли невероятной для женщины ее положения белизной. Тяжелый узел каштановых волос выглядывал из-под чепца, а нежные щеки светились здоровьем. Эплтон знал, что об этой женщине поговаривали в деревне, но сам никогда ее не видел. Ее безмятежное лицо, как вуаль, скрывало исходящую от нее уверенность. Он подумал, что у некоторых женщин такую уверенность можно принять за гордыню.

Женщина подняла на него глаза, и на секунду он окунулся в их прохладу. Она продолжала смотреть на него, и Эплтон почувствовал, что шумный зал затуманился и затих, лоб стало приятно и тепло покалывать, а воспаленный палец как будто опустили в холодный журчащий ручей, и тупая жгучая боль отступила. Эплтон невольно с облегчением вздохнул. Мгновение — и он пришел в себя, а гул толпы возобновился. Судья подогнул пальцы в ботинке — боли как не бывало. Он пристально посмотрел на женщину. Она понимающе улыбалась.

Из мешочка, привязанного к поясу, она достала сложенный лист бумаги и, развернув его, начала читать мягким мелодичным голосом:

— Я свидетельствую о том, что в канун Нового года упомянутый Петфорд попросил меня прийти к его больному ребенку, который, как он полагал, страдал от порчи. Я поспешила к дому упомянутого Петфорда, где и обнаружила Марту, дочь Петфорда, около пяти лет от роду, страдающую от головной боли и почти умирающую от лихорадки. Я приготовила лекарственную настойку для упомянутой Марты, которая выпила ее, успокоилась и заснула. Пока она спала, упомянутый Петфорд стенал и жаловался, что его дочь околдовали, потому как еще неделю тому назад она была крепкой и здоровой. Я заснула на полу около постели ребенка. Спустя некоторое время я проснулась от громкого плача Марты, которая ощупывала себя и кричала: «Ой, колет!», а потом: «Ой, жжет!» и рвала на себе одежду. Я взяла ее на руки и держала ее, пока она металась в припадке, а потом вздохнула в последний раз и умерла. Упомянутый Петфорд, будучи глубоко опечаленным смертью своего единственного ребенка, вскричал: «Какая ведьма убила Марту?» и странно посмотрел на меня. Я сказала, что никто не убивал его дитя, на то была воля Божья, а потом поспешила обратно в Салем. Через несколько недель Сусанна Кори сказала Натаниэлю, моему мужу, что она слышала, как упомянутый Петфорд говорил достопочтенной Оливер, что я, без сомнения, вписала свое имя в книгу дьявола. Он рассказывал всем о моей жестокости, хотя я всего лишь изготовила лекарство для его дочери. Он опорочил меня, и с тех пор я чувствую неприязнь к себе в городе.

Публика внимательно следила за повествованием, ахая и охая в драматических местах. Чтение закончилось, зал загудел, обсуждая услышанное, и затих, только когда секретарь вскочил со своего места.

Достопочтенная Дейн передала свой листок секретарю, опустила глаза и вернулась на свое место. Шепот вокруг пес не стихал, но она как будто ничего не слышала.

— Если здесь присутствует достопочтенная Кори, пусть она огласит свое свидетельство, — потребовал Эплтон, восстановив порядок в зале. Как он ненавидел сплетни и свары!

Встала женщина лет пятидесяти, с открытым лицом, сидевшая рядом с достопочтенной Дейн. Голову она держала неподвижно, а руки опустила вдоль тела. Она совершенно не стеснялась своего заштопанного и залатанного по многих местах платья. Вытащив из кармана лист и поднеся его поближе к глазам, она начала читать неприятным монотонным голосом: