1 янв. 1741 г. Правда очень холодно. Осталась дома.
2 янв. 1741 г. Еще холодно. Осталась дома.
3 янв. 1741 г. Шаль почти готова. Снег.
4 янв. 1741 г. Снег.
5 янв. 1741 г. Морозит меньше. Собака осталась в кровати.
Конни со стоном опустила голову на руки. Конечно, глупо было бы ожидать от женщины восемнадцатого века длинных философских рассуждений о природе слабого пола, но все-таки! Предстояло долго и изнурительно пробираться сквозь заросли житейских мелочей, описанных Пруденс. Весь энтузиазм Конни как будто ушел в пол. Она перевернула несколько толстых страниц.
25 мар. 1747 г. Была у Ханны Гловер. Разрешилась девочкой. Получ. 3 ф. кофе.
Конни наклонилась поближе, пытаясь сосредоточиться.
30 мар. 1747 г. Работала в саду.
31 мар. 1747 г. Собирала травы. Развесила их сушить над очагом.
1 апр. 1747 г. Чувствую себя нехорошо. Осталась дома.
2 апр. 1747 г. Дождь. Джозайя уехал в город. Осталась дома.
3 апр. 1747 г. Дождь все идет. Позвали к Лизабет Коффин — роды.
4 апр. 1747 г. У Коффинов. Лизабет разрешилась мертвым мальчиком.
5 апр. 1747 г. У Коффинов. Из-за Лизабет. Ей плохо.
6 апр. 1747 г. У Коффинов. Лизабет лучше. Получ. 2 ф. гороха.
7 апр. 1747 г. Дома. Джозайя вернулся.
Конни листала дальше, пропуская однотипные записи. Она тщательно анализировала казавшиеся смешными повторы, заглядывая глубже в поисках мелочей, о которых Пруденс могла не написать прямо. Конечно, для женщины, ведущей свое хозяйство, заметки о погоде в дневнике не пустая трата времени. Наверное, поэтому она тщательно изучала календари. Конни уже почти сердилась, что дочь сдержанных пуритан не догадалась запечатлеть на письме размышления о своем внутреннем мире. Но такое раздражение было бы неуместным. В какой-то степени каждодневные заботы, описанные в дневнике, и были ее внутренним миром. Конни читала дальше, прокладывая себе путь через записи о погоде, о работе в саду, о приходах и уходах загадочного Джозайи, о вызовах к страдающим соседским женщинам. Внезапно Конни рассмеялась, найдя очевидный ответ.
— Ну конечно! — сказала она вслух. — Пруденс — повитуха!
Библиотекарь сердито посмотрел на нее из-за стола.
— Да ладно, здесь же никого больше нет! — раздраженно воскликнула она.
— Тс-с! — шикнул он, приложив палец к губам.
Конни хихикнула про себя — бунт состоялся, хоть и маленький! — и продолжала строчить в блокноте. Наверное, она поддалась желанию бросить вызов библиотекарю в противовес молчаливой сдержанности, отягощавшей существование Пруденс. Чем больше Конни читала, тем больше ей хотелось залезть на стол или пройтись колесом по проходу. У нее было ощущение, что ради Пруденс она просто обязана выплеснуть эмоции.
Конни вдумывалась в слова, пытаясь разглядеть биение жизни, скрывающееся за сухими датами. После четырех часов упорной работы она дошла от 1745 года до 1763-го — почти два десятилетия записей о погоде, работе по дому и плате за родовспоможение. Конни потянулась, откинувшись на спинку стула и подняв руки над головой. Кровь отлила от кончиков пальцев, и она стала сжимать и разжимать пальцы. Затем, отодвинув от себя книгу, протерла глаза и принялась читать свои заметки.
До сих пор в дневнике не было ни слова о печально известной бабушке Пруденс. Зато жизнь Пруденс проступала все яснее. Она была повитухой и, видимо, умелой и знающей: ни одной умершей матери и всего лишь несколько мертворожденных младенцев. Пруденс вышла замуж за человека по имени Джозайя Бартлетт, который работал грузчиком в порту Марблхеда. Конни была уверена, что Бартлетты — давнишние друзья семьи Пруденс, хотя сама не понимала, почему так решила. К Пруденс хорошо относились соседи, однако друзей у нее не было. Она жила в Марблхеде, но церковь посещала редко. Выходила из дома только к больным, жившим по всему округу Эссекс: в Данверсе, Манчестере, Беверли, в Ньюбери на севере и Линне на юге.
Некоторые записи настолько выделялись на фоне остальных, что Конни скопировала их слово в слово и теперь внимательно перечитывала.
31 окт. 1741 г. Становится холодно. Умер старый Пит. Петфорд. Да простит его Бог.