Раму она с огромным облегчением обнаружила на том самом месте, где ее оставила. Внутри мерцало квадратное изображение коридора. Олив прямо на бегу распрямила дужки очков, ткнула ими себя в глаз, попробовала снова и со второй попытки надела их на нос, а потом с такой силой впрыгнула в раму, что, если бы не крепкие перила, обязательно скатилась бы прямо в коридор первого этажа.
Какое-то время девочка оставалась лежать на полу, размышляя. Олив боялась, что если она пошевелится, то мысли, которые только-только построились в голове, снова рассыплются, будто разорванные бусы.
Каждый раз, как она пыталась ухватиться за какой-то вывод и рассмотреть его со всех сторон повнимательнее, перед ее глазами вставал Мортон, его круглое лицо, поднятое к темному, никогда не меняющемуся небу. Ей вспомнилось ощущение его теплой ночной рубашки на щеке, когда она пыталась услышать сердцебиение, которого не было. Олив крепко вцепилась эту мысль, пока та не ускользнула. Теплая. Ночная рубашка у него была
Олив задумчиво нахмурилась. Но у Аннабелль руки были холодные, такие же, как фарфоровая посуда у нее на столе – гладкие и прохладные. Касаясь ее пальцев, девочка чувствовала, что они никогда не были живыми. У девушек, которые вытолкнули Олив из картины, тоже были холодные руки. А у Мортона ладони были теплые.
Мысли в голове носились как бешеные. Олив потерянно уставилась на висящую над лестницей ветвистую люстру. Между двух ветвей застрял один из ее шлепанцев.
12
Олив сидела на кровати, все размышляя о Мортоне. Ее отражение сидело в зеркале на туалетном столике и тоже размышляло. Вдруг девочке пришло в голову проверить, не получится ли проделать с отражением то же самое, что с картинами. Олив надела очки и шагнула в зеркало, но добилась только того, что ушибла нос.
Все так же задумчиво девочка спустилась вниз, в библиотеку, где отец хмуро глядел в ее компьютер.
– Привет, Олив, – кивнул он, поднимая взгляд. – Уже ужинать пора?
– Сейчас только половина четвертого, – ответила Олив.
– А-а-а. – Мистер Данвуди уставился обратно в экран. – Длинный сегодня день.
Олив выползла на крыльцо. Стояла теплая летняя погода, и папоротники с наслаждением развернулись, чувствуя, что воздух напоен влагой. Ржавые цепи качелей поскрипывали на легком ветерке. Девочка посмотрела через двор – на дом миссис Нивенс. Он совсем не походил на дом из картины. Не было калитки, на которой катался Мортон. Ограда вокруг палисадника исчезла. Дом сиял белизной, а не серел в тусклом вечернем полусвете. На окнах висели аккуратные кружевные занавески. Забавно, подумалось Олив. Вроде бы мало что изменилось, но сооружение выглядело совершенно иначе.
Олив обошла собственный дом по теневой стороне, пока не оказалась на заднем дворе, где густые кусты сирени уже начали превращаться из светло-лиловых в коричневые, и зашагала по мокрой от росы траве. За изгородью слышались голоса – женские голоса.
Сквозь ветки сирени Олив осторожно заглянула к миссис Нивенс во двор, столь не похожий на их собственный. За домом Данвуди раскинулись тенистые заросли плюща и папоротников, а у миссис Нивенс во дворе стояло несколько очень ухоженных деревьев, ровными рядами выстроились тюльпаны, а траву словно вручную стригли и причесывали. На заднем дворе у миссис Нивенс впору было снимать телевизионную рекламу. А у Данвуди очень органично смотрелся бы динозавр.
Укрывшись под полосатым зонтом, миссис Нивенс сидела за маленьким белым садовым столиком в компании миссис Дьюи, которая жила через дом. В тот момент, когда Олив затаилась за забором, миссис Дьюи произнесла:
– Нет, судя по всему. Неду Хэнниману через улицу отлично все видно, и он говорит, что они совершенно ничего из дома не выносили. Все до сих пор там.
Олив придвинулась поближе, опираясь на кусты сирени.
– Наверняка они просто не знают, – вздохнула миссис Нивенс. – Да и откуда им знать? С соседями-то даже словом перемолвиться не озаботились. Если бы я сама к ним не сходила и не представилась, мы бы даже имен до сих пор не знали.
– Печально, правда? – покачала головой миссис Дьюи.
– Но, знаешь, лично я бы не хотела жить среди всей этой рухляди. Пыльной мебели, и картин, и…
Тут миссис Нивенс и миссис Дьюи подскочили на месте. Олив, которая оперлась о сирень слишком сильно, слегка не рассчитала и бухнулась в кусты.
– Олив? – Миссис Нивенс, прищурясь, вгляделась в шуршащую изгородь. – Дорогая моя, это ты?
– Э-э-эм, – промычала Олив.
– Может, зайдешь и составишь нам компанию? – Миссис Нивенс снова повернулась к миссис Дьюи. – Лидия, это Олив Данвуди, наша новая соседка.
Олив, не сомневаясь, что лицо у нее предательски залилось краской, протиснулась между кустами и кое-как вылезла в соседский двор.
Миссис Нивенс и миссис Дьюи любезно ей улыбались. Миссис Дьюи казалась сделанной из разного размера шаров, поставленных друг на друга, будто лепили снеговика. Миссис Нивенс была худая блондинка, которую словно вырезали из куска масла. Обе выглядели так, будто в жаркий день или легко могут растаять.