Книга теней. Роман-бумеранг

Эвридика наизусть сказала телефон: почти одни восьмерки.

- А Вы не запишете, бабуленька?

- Да я и так не забуду. - С железной, надо отметить, уверенностью. - Сказать-то что?

- Сказать? Сказать вот что… Только, бабуленька, если ответит мужчина! Если женщина, то ничего не говорите, не говорите даже от кого…

- И-и, милая! - покачала головой нянька Персефона.

- Значит, так. Скажите ему, что я прошу все отменить. Пусть все отменит.

- А чего отменить? - нянька Персефона успокоилась полностью и окончательно.

- Все. Просто все, он поймет.

- Он-то, может, и поймет, да я ничего не понимаю… - Нянька Персефона развела руками.

- Вам, бабуленька, ничего и не надо понимать! Вы только позвоните ему и скажите то, о чем я прошу!

- Зовут как его?

- Не знаю я, - устало проговорила Эвридика и откинулась на подушку. Через минуту подняла голову: нянька Персефона не двигалась.

- Ну что же Вы, бабуленька?

- Успокойся, успокойся, милая моя, все ж хорошо, - заувещевала нянька Персефона, улыбаясь что есть мочи.

- Да ничего нет хорошего! - Эвридика начинала раздражаться. - Вы не пойдете звонить?

- Зачем? Незачем нам звонить, милая, зачем нам звонить…

- Затем, - почти плакала уже Эвридика, - что жизнь моя в опасности, понимаете Вы?

- Нету никакой опасности, детонька, нету никакой, яхонтовая!

- О, господи! - застонала Эвридика: экая фальшивая бабка! - Я тогда сейчас сама встану и пойду звонить, Вы слышите меня? - И она приподнялась на локте.

- А вот этого нельзя, - ласково сказала нянька, - не то я персонал позову. Ты лучше мне скажи по-простому, чего говорить, я и передам.

- Да ведь я уже сказала! Надо попросить его все отменить и… ну хорошо; передайте, что я больше не хочу умирать, а если уже поздно, пусть… пусть придумает сам, пусть раскрутит все обратно!

- Передам, - засуетилась нянька Персефона, - сейчас же и передам. А ты лежи, детонька, лежи, яхонтовая… - Она бочком пошла из палаты.

- Телефон! - крикнула вслед Эвридика. - Телефон Вы ведь забыли уже!

- Помню, милая, - вернулась нянька Персефона, - как тут забудешь, когда восьмерки одни!

Эвридика опять откинулась на подушку. Дело было сделано. Ужасно захотелось спать, но спать нельзя, надо терпеть и ждать. Нянька Персефона вернулась минуты через три, позвонив Аиду Александровичу.

- Ну что, бабуленька?

- Все отменит. Все как есть отменит, голубонька моя!

- Он так и сказал?

- Так прямо и сказал - слово в слово: все, дескать, отменю, пусть не волнуется, лежит себе спокойно и выздоравливает… а я, говорит, ее скоро навещу.

- Навестит? - подпрыгнула Эвридика.

Нянька Персефона закивала, глядя в глаза Эвридике: уникально просто фальшивая бабка!

- А голос у него какой был?

- Да какому ж ему быть? Мужской и был голос: мужской он и есть мужской…

- Низкий или… или высокий? - все свои силы вложила Эвридика в последнее слово - и попалась бабка!

- Высокий… Высо-о-кий такой, нежный, что у барышни.

- Вы не звонили! - крикнула Эвридика и вскочила с постели. Бабка заверещала, кнопки занажимала, руками замахала. Эвридика оттолкнула ее: - Пустите меня! Вы недобрый человек, Вы… Вы бабка! Я же просила Вас… - она боролась с нянькой Персефоной, оказавшейся сильной, как мужик. - Я просила, от этого, может быть, жизнь моя зависит, пустите!

Она медленно приближалась к двери, распахнула ее - кольцо… Кольцо сестер, злых, как продавщицы, кассирши, официантки, - с дежурной врачихой, вроде, во главе! И тут Эвридика вспомнила, что именно с этой сферой - сферой обслуживания - у нее никогда не получалось нормальных отношений.

- Мне надо позвонить, - спокойно сказала она. - А товарищ сиделка меня не пускает и сама не звонит. - Внезапно у Эвридики сильно закружилась голова - и ужасная, ужасная слабость потянула ее сесть… нет, лечь и умереть - прямо здесь, не сходя с места.

- Вам вставать нельзя вообще, Вы с ума сошли!

И они надвигались - все сестры мира, все продавщицы, кассирши, официантки… вся сфера обслуживания шла на Эвридику, чтобы сбить ее с ног, затоптать, растерзать… И тогда она взвыла диким каким-то, степным голосом, бросилась вперед - зверь, волчица! - и с остервенением прорвала кольцо врагов, рыча и давясь своим рыком… выскочила на лестницу и понеслась вниз, дальше, дальше - на улицу, на воздух. Она знала: за ней бегут, а шлепанцы ужасно мешают… Эвридика сбросила их… первый этаж совсем темный… вестибюль… ошалевшая вахтерша, бди-и-ительная… а дверь нараспашку: перед дверью - машина… ах, вы нам кефирчик привезли?..

Ух, какой жгучий снег! Вот-в-детстве-я-так-мечтала-босиком-по-снегу-да-случая-не-было - и понеслась по тротуару: босая, в тяжелом больничном халате и длинной - почему-же-такой-длинной? - ночной рубашке…

Прохожие столбенели - и никому даже не приходило в голову остановить эту бурю, эту взрывную волну - нет, ночную эту молнию, страшную и прекрасную! Она свернула в первый попавшийся переулок - неизвестно какой, потом еще в один, и еще в один, и еще… Эвридика понимала: мороз. А ведь вчера - или когда? - было почти тепло, снег, казалось, растаял весь!