Книга Тьмы (сборник)

Ему повезло в одном — еще раньше, во время первой атаки, удалось сменить неудобное ружье на пистолет.

Дуло развернулось на сто восемьдесят градусов, и прозвучал выстрел — последний в истории укрепления.

* * *

— Все… — Рудольф отступил от окна на шаг. На его лбу, незагорелом и побледневшем от волнения, выступило несколько крупных капель пота. — Скорее сюда!

Эльвира поспешно двинулась с места, надевая ручку сумочки себе на шею. В дверь снова ударили — засунутая в щель отвертка должна была задержать констрикторов хоть на пару минут.

— Быстро, — почти не открывая рта, произнес Рудольф и протянул ей свое изделие. Журналистка ухватилась за веревку, кое-как просунула ноги в вывязанные Рудольфом петли и встала на подоконник.

Дверь вылетела как раз в тот момент, когда Эльвира должна была спокойно опуститься. От неожиданности она дернулась, поскользнулась на железном карнизе и поняла, что падает. Веревки грубо рванули ее за ноги, несколько задержав падение, но соскользнули, обдирая щиколотки Эльвиры и срывая с нее туфли. Удаляющийся крик заставил Рудольфа снова развернуться к окну, но помогать было уже поздно: раздался глухой удар, и он увидел женщину лежащей на мостовой. До боли сцепив зубы, Рудольф посмотрел вниз, затем назад, в сторону приближающихся жадных рук, снова вниз и опять назад. Дальше он действовал скорее механически: он не помнил, как вытянул веревку, как уселся, как опустился… Что-то раздвоилось в его сознании, бросив половину его личности перед катящейся с гор лавиной, за которой слышались предательские голоса бывших начальников и приятелей. Снег кипел, рассыпаясь искрами, солнце слепило глаза… Сквозь видение на миг прорвалась стена, каменная, грубая и надежная на вид, а потом вновь наступило полусумасшедшее забытье. Он понял только, что висит между небом и землей, а веревка раскачивается от постепенно усиливающегося ветра. Затем сквозь подступившую темноту донесся рокочущий звук, слишком упорядоченный, чтобы его можно было принять за шум лавины. Рудольф открыл глаза — на поголубевшем и слегка очистившемся от дыма небе висел вертолет, а где-то за ним горело солнце — небольшое и желтое…

* * *

До самого утра Альбина пролежала неподвижно, глядя в потолок, и ее взгляд легко было спутать со взглядом констриктора — кипящие в голове мысли забирали из него всю энергию, но при этом она не смогла бы объяснить, о чем думает. Почему увели Тихого? Почему он так настаивал на том, что она — просто попутчица? Что все это означает? В какие-то моменты ей хотелось встать и попытаться разузнать, в чем дело, поинтересоваться его судьбой, уточнить, когда будет запущена привезенная ими методика лечения, но всякий раз ее охватывала усталость, и девушка говорила себе, что через минуту она отдохнет, силы вернуться, и вот тогда… Ей чудилось, будто даже тело знает о загадочных опасностях больше, чем она, и потому не пускает.

Похоже, в какой-то момент она все же заснула: утро наступило слишком быстро, так, что сознание не успело зафиксировать его приход. Стало шумно, люди заходили по бараку, захлопала дверь… Альбина протерла глаза и села. Похоже, в барак поселялась новая группа: пустовавшие в момент ее прихода койки занимали теперь одну за другой только что вошедшие люди. Отдельные лица показались девушке знакомыми. Присмотревшись, она убедилась, что так оно и есть.

— Вы из укрепления? Из мэрии? — схватила она за рукав ближайшую женщину.

— Да, — нехотя ответила та, чуть не падая на кровать.

— А как… — Альбина замолчала, вертя головой по сторонам.

Если Рудольф жив, она увидит его и так…

Дверь раскрылась, впуская в барак одну группу, затем другую… Альбина застыла на краю кровати, готовая в любой момент вскочить. «Не он… не он…» — повторяли ее губы. Когда знакомое лицо наконец появилось, казалось, какая-то пружина бросила девушку вперед.

— Ты… — прижалась она к груди Рудольфа, окончательно забыв прежнюю робость перед его излишне строгими моральными принципами. Тонкие пальчики скользнули по его плечам, желая на ощупь удостовериться, что это не мираж. — Милый… Я так волновалась, я так ждала!

— Ала… — Рудольф притянул ее к себе и с удивлением отметил, что глаза начало щипать. Обожженные веки оказались очень чувствительными к соленой жидкости. — Ну все… теперь все позади. Все…

— Руди… — Она хотела тут же рассказать о странном уходе Тихого, о тревоге, ни на секунду ее не отпускавшей, но не успела. В дверях появились двое военных («Боже… — ахнула про себя Альбина. — Те самые!»), и один из них выкрикнул фамилию Рудольфа. — Нет!

Неожиданный крик девушки заставил Рудольфа отшатнуться, а Альбина уже поворачивалась лицом к военным, пытаясь загородить его своим телом.

— Ала, что случилось? — Он замолчал, глядя на приближающихся людей в форме.

— Нет! — Она сжала кулаки и шагнула вперед, дрожа от смеси стыда, гнева и страха. — Я вам…

— В чем дело? — Нехорошее предчувствие шевельнулось у Рудольфа в душе. — Что все это значит?