Книга томления

всякая скучная хвойная иголка

И провещаю свою приязнь

из этого бритого кумпола

на 360 градусов

всем зрелищным просторам

всем туманам и снегам

что переползают

сияющие горы

женщинам что плещутся

в ручье

и расчесывают волосы

на крышах

безгласным

кто ходатайствовал мне

из удивительного безмолвия своего

нищим сердцем

пусть богаты они

всем мыслеформам

и протекающим умственным предметам

что тебе тут достаются

под конец твоей призрачной жизни

– по мотивам фотографии Хейзел Филд

¹ Вернусь

Бар отеля «Принс» в Таканаве

Соскальзывая в Чистую Землю[13]

в Пробужденное Состояние Пьяни

в раскаленное досиня Сердце

одного-единственного истинного Аллаха

@ Возлюбленного

Сотоварища Опасных Настроев –

Соскальзывая в 27 Адов

моей личной религии моей собственной милой

темной религии пьяной религии

мое преклоненное колено Поэзии одеянья мои

моя миска мой бич Поэзии

мое предельное обрезанье после

обрезания плоти

и обрезания сердца

и обрезанья тоски

Вернуться дабы Искупиться

Дабы Отмыться дабы Вновь Проститься

Последнее Обрезанье Последнее

и Великое Обрезанье –

Ненамного разломан

и малодушничая

в палящих лучах

Отвратительного Просветления

но теперь наконец-то сдался Великому

Отреченью Поэзии

и не вроде как Мудрому Опыту

или ложным поцелуям Состязательного

Прозренья, а моей личной милой темной

религии Поэзии моему утешительному призу

моим сандалиям и постыдной моей молитве

моей незримой мексиканской свече

моим никчемным маслам чистить дом

и развеивать чары моего соперника

на памяти моей подружки –

О Поэзия мое Окончательное Обрезание:

Вся боль была от страха

и того что отмахивался от голоса девушки

и касания девушки и девушкиного

душистого непритязательного девичества

утраченного три войны назад –

И О любовь моя люблю я тебя вновь

Я пес твой кот твой

твоя змея Клеопатрина

Я кровоточу безбольно

от Окончательного Бесформенного Обрезанья

пока чуть сдвигаю на тебе платье вверх

и целую твое чудотворно

млеком сочащееся колено

И пусть все вы кто глядите

и Б-же упаси!

страдаете в затрудненье

покуда я соскальзываю к Любви –

пускай всех вас объемлет скорей

девичество вашей собственной

темной девической религии

Сэйсэн танцует

У Сэйсэн долгое тело.

Ее бритая голова

грозит световому люку,

а ноги ее спускаются

в яблочный погреб.

Когда она танцует нам

на каком-нибудь нечастом нашем

празднике,

трапезная

с ее грузом невесомых монахов

и монахинь

отскакивает от ее бедер

словно Хула-Хуп.

Почтенные старые сосны

с треском выламываются из караульной службы

и вступают,

как и горы Сан-Гейбриэл

и плоские города

Клэрмонт, Апленд

и Внутренняя Империя.

Океан говорит с океаном,

произносит: Какого черта,

давай уж двинем и мы, подымемся.

Млечный Путь распускает свои спицы

и пробивается к ляжкам Сэйсэн,

как и миры запредельные

и миры нерожденные,

не говоря уж о темнейших дырах

задумчивой антиматерии

и случайных летающих мысленных объектов

вроде этого стиха,

от каких пиздец атмосфере.

Все это кружит у ее бедер

и того, что бедра эти в себе заключают;

все озаряется ее лицом,

ее ничьим выраженьем.

И еще этот страдающий дурень

вот тут, нет, вот тут,

кто считает, будто

Сэйсэн все еще женщина,

кто пытается найти себе точку опоры

там, где Сэйсэн не Танцует.

Вступаем в период

Мы вступаем в период замешательства, причудливый миг, когда люди отыскивают свет среди отчаяния и головокружение на вершине надежд. Миг этот еще и благоговейный, и в нем есть опасность. Людям захочется подчиняться голосу Авторитета, и в каждом уме поднимется множество странных конструкций того, что именно есть Авторитет. Семья вновь покажется основой, очень почитаемая, очень восхваляемая, но те из нас, кого проняли иные возможности, – мы просто сделаем вид, хотя вид этот будет любовным. Общественная тяга к Порядку привлечет множество упрямых непримиримых личностей его навести. На общество падет печаль зоосада.

Мы с тобой, кого тянет к безупречной близости, нам из боязни репрессалий не захочется обмолвиться и словечком пытливого восторга. Все отчаянное выживет за шуткой. Но клянусь – стоять я буду в зоне действия твоих духов.

Какой суровой кажется нынче вечером луна, словно лик Железной Девы, а не обычного неразличимого идиота.

Если считаешь, будто Фройд ныне обесчещен, и Айнстайн, и Хемингуэй, – просто дождись и погляди, что нужно сделать со всеми этими сединами тем, кто придет за мною следом.

Но будет там Крест, знак, понятный некоторым; тайная сходка, предостережение, Иерусалим, сокрытый в Иерусалиме. На мне будут белые одежды, как обычно, и я вступлю в Сокровенное Место, как делал из поколения в поколение, – вымаливать, умолять, оправдывать. Я войду в покой Невесты и Жениха, и никто не последует за мной.

Не сомневайся, в ближайшем будущем мы узрим и услышим гораздо больше эдакого от таких, как я.

¹ Я так и не нашел девушку

Так и не разбогател

Ступайте за мной

² Сентябрь 2003

¹ лишь бы побывать одним из них

² даже на самой нижней ступеньке

Моя супруга

Вот эта громадная женщина

(О Б-же она прекрасна)

эта громадная женщина

у кого, пусть даже она это все женщины,

весьма особая натура;

эта громадная женщина

какая приходит ко мне иногда

очень рано поутру