Книга Трех (СИ)

— Тебя притащил банник. Прямо сюда, к главному корпусу. Может, теперь ты расскажешь нам, что же именно произошло?

Я представил, как Потапыч прет меня на своем горбу. Замерзший, через снег, к тому же надо учитывать разницу в нашей комплекции. Ему памятник нужно поставить. При жизни, естественно. Интересно, как мы через Смородинку перебрались? И, получается, сил вывалиться обратно, в наш мир, у меня хватило.

Хотя сейчас были темы чуть поважнее моего банника и перехода. Елизавета Карловна задала вопрос, на который ждала ответа. И что мне сказать? Да пустяки, я там лича одного убил. Ну, лича, такого мертвого и волшебного. Его призвал один из Древних. Вообще их трое, все заперты в книжке. Такой могущественной и старой. Вы точно о ней слышали.

Богатой фантазией в области вранья я не отличался, поэтому сделал то, что и должен был — затупил. Вышло, кстати, выше всяких похвал. Потому что Якут сам все додумал.

— Ты уходил в Иномирье.

Я осторожно кивнул, еще не зная, куда приведет меня эта полуправда.

— И разозлил теневика, — продолжил наставник. — Его вопль был слышен несколько дней.

— Так, значит, вы тоже туда ходили? — спросил я, довольно улыбаясь. А что? Сам говорит, не суйся, надо переждать, но тут же выясняется, что эти правила только для меня.

— Я был осторожен, — ответил Якут. — Давай, рассказывай, что случилось?

Свое повествование я начал сразу с перехода в другой мир, решив не акцентировать внимание на испытании Древних и мертвом магическом товарище. Нет, ну а что? Если они хотят услышать исключительно о теневике, зачем мне тратить время на всяких личей? Логично же.

И по ходу пришлось чуток наврать. Например, существо в Иномирье явилось само, я даже сообразить ничего не успел. Точнее, захотел убраться, но оно ранило. Я призвал меч и высвободился из тесных дружеских и немного хвостатых объятий теневика. То есть рассказал почти как оно и было. Однако этим только еще больше встревожил преподавателей.

— Я же говорил, — вскочил на ноги Козлович. — Это ощущается по колебанию силы.

— Невозможно, — покачал головой Якут, не сводя с меня взгляда.

— Господа, давайте держать себя в руках, — попыталась урезонить их Елизавета Карловна.

— Что вы говорили, Викентий Павлович? — спросил я куратора.

Тот закусил губу, будто сожалея о своей несдержанности, однако тут же сел на место. Он посмотрел на завуча и получив в знак согласия кивок, продолжил.

— Когда тебя притащил банник, то ты был без сознания. Мы называем это магической комой. Доведения тела до истощения, до критической точки. Если маги выживают после этого, то становятся… пустышками.

— Вроде Застрельщика? — спросил я.

— Вроде него, — согласился Козлович. — Но спустя несколько дней ты стал восстанавливаться. Сила заполняла тебя быстро, даже слишком. И могу предположить, что превысила прошлые пределы. Если провести инициацию через мощный кристалл, думаю выяснится, что ты явно взял двенадцатый ранг. А с таким у нас выпускают лишь после третьего курса. Да, немного силы в тебя вложил банник, но совсем чуть-чуть. Чтобы ты выжил. Влияние его энергии было незначительным. Поэтому я в некоторой растерянности.

— Иными словами, Викентий Павлович хочет сказать, — подхватил Якут. — Что ты должен был умереть. А стал еще сильнее.

— Я ничего такого не делал!

— Как и всегда, — не поддался на мое признание наставник. — Только с твоего последнего посещения Иномирья еще двое теневиков проснулось.

— Господа, давайте не будем давить на Кузнецова, — вступилась за меня Елизавета Карловна. — Ему надо пройти обследование. И если все хорошо, то…

— Все с ним хорошо, — ответил Якут. Он поднялся на ноги и, проходя мимо, осторожно коснулся меня и тут же отдернул руку.

— Хорошо, тогда я сейчас позову Светлану Борисовну, — сказал Козлович. — Если она сочтет нужным, мы отпустим тебя. Ты же не хочешь пропустить…

— Белый бал, — кивнул я, — он же уже скоро.

— Последний автобус, — поправил куратор, — ты спал почти восемь дней.

После короткой экзекуции у медсестры, меня, слегка ошарашенного от свалившейся информации, выпустили наружу. Это ж надо — спать семь дней. Или восемь? Что имел в виду куратор, говоря «почти». Нет, я слышал, что человек без еды и пищи может довольно долго. Судя по отсутствию всяких трубок и прочих приблуд, меня искусственно не кормили. Вот и желудок пытался всеми правдами и неправдами подтвердить эту версию. Вот гад! Как только я проснулся, он вел себя нормально. А стоило услышать про временной отрезок без еды, как тут же оживился. Пришлось топать в столовую и надеяться, что домовые сжалятся надо мной.